“Нам не слід боятися влади – це влада нас боїться!
Наша Україна та Віктор Ющенко!”
“Дитячі долоні в надійних руках!
Віктор Янукович!”
Предвыборная реклама Украины 2004 года.

Тебе конечно же хочется услышать какое то начало, ну значит придется мне притянуть это самое начало за уши.
Как там оно в начале было то, ах да:
- Расскажи Гамаюн птица вещая как посажен был Ирий в Рипейских горах? Пекло как под землей оказалось? Заселилась как поднебесная? Как родились бессмертные боги?
- Ничего не скрою, что ведаю...
Опустились Сварог со Сварожичем вместе с Черным Змеем, запряженным в плуг, вниз на землю со свода небесного.
Видят – вся Земля с кровью смешана, капли крови на каждом камешке, горы перьев везде рассыпаны. По велению Рода небесного, по хотенью-желанью Сварожьему – там, где перья вороньи рассыпались, встали горные кряжи Рипейские, там, где падали соколиные груды золота залегли в горах.
И тогда Сварог со Сварожичем стали Землю плугом распахивать. Там, где борозды были проложены, потекли там реки глубокие: тихий Дон, Дунай и могучий Днепр.
Ну вроде бы вот так было.
Но события, о которых поведаю, произошли значительно позже вышеописанного, сотворения мира то есть и значительно позже всемирного потопа, вызванного Дажьбогом – победителем Кащея, прикованного впоследствии цепями к скале где-то в горах Кавказа. Ты наверно полагаешь, что убить Кащея было не так уж просто даже для бога бессмертного, нет, сие было сделано дабы сдержать его последующую инкарнацию, грозящую гибелью всему божеству словяно-орийсккому, согласно каком то там предсказанию, что значительно позже описанных событий и случилось. Не спеши поправлять меня, мой друг, и менять буквы в написанных, как тебе кажется, неправильно словах. Ибо тобой руководит лишь неведение, спровоцированное демонами дасу, которые подчинили себе уже почти весь мир, и мы сегодня последняя хрупкая защита на пути их глобального всевластия. Да, да именно орийская от слова «ораты», заниматься земледелием значит.
Но вернемся к нашему повествованию. В дасуни, тогда еще такой далекой строилась и распадалась, меняла богов и царей Великая Римская Империя, отравляя все народы попадавшие под ее власть своим злом, нарушаяяя порядок который мы все время пытались создать по завещанию отца нашего Богумира – прародителя племен славянских. А на наших землях на берегу Днепра могучего строился великий град Киев. Тогда как раз скончался по непонятным причинам холуй и лизоблюд византийский князь Кий. Сейчас понятно многие считают, что именно его именем назван Великий Киев, ну что же, ваше на то неоспоримое право, ничего это не изменит, хотя по правде сказать было совсем наоборот. Византия, желая сохранить свой протекторат, сделала ставку на его малого сына Ревия, а временным правителем по их замыслу должен был стать наставник будущего князя Симон, грек по происхождению. Сейчас то каждому понятно, что Симон он же Шимон был далеко не греком но для нас это опять таки ничего уже не изменит. Но не сбылись планы такие. Щек, кто это надеюсь пояснять не надо, решил присвоить себе титул князя киевского и в последствии передать его своему сыну, рожденного ему сестрой Лыбидью. Естественно был еще один претендент, но он объявился чуть позже, уже после того как сгорели княжеские палаты, а вместе с ними Ревий, его наставник Симон и пожилая княгиня. Люди естественно вздохнули с облегчением, как никак перешел в руки Карны весь род предателя, и приняли Щека как посланного богами князя и освободителя от навязанной чужой культуры. Но простодушным людям было не понять с какими силами началась война. На политическую арену вышел еще один представитель династии – Хорив. Он как раз и был тузом в рукаве византийских игроков, ну если и не тузом то валетом как минимум. Потомков мужеского пола третий брат не имел, а посему и претендовать на правление не мог, но при поддержке окружения бывшего князя нанял войско чужеземцев из племени лигийского, такоже северян пригласил, соблазнив их золотом византийским. Так началась смута на землях наших, которая неизвестна сегодня почти никому. Ничего удивительного в этом нет, все сейчас знают легенду о боге времени Хроносе, который проглатывал своих детей. Так исчезло многое в бездонных глубинах времени. А многое уничтожили служители Хроноса - хронисты, летописцы то есть историки. Но довольно о политике, друг мой, ибо от нее у кого угодно крыша съедет. Впрочем снова заболтался я.

Посреди поляны, вокруг камня, который был примерно два локтя в высоту и локоть в диаметре стояли, взявшись за руки четверо мужчин, одетых в серые одежды с капюшонами, что не позволяло полноценно разглядеть их лица. Один из них откинул капюшон, на свет показались длинные спутанные седые волосы, беспорядочно спадающие на сутулую спину, и заговорил ломающимся старческим голосом, его речь часто прерывалась приступами кашля:
-Последний богатырь земли нашей погиб, в эту ночь начинается переход, мы должны позаботиться…
На той же поляне, на лежащем недалеко от камня бревне сидел мальчик лет десяти и с восхищением и любопытством глазел на верховных жрецов самого древнего на этой земле культа, на хранителей знания древних Ариев. Ему, по смерти старика надлежало занять его место, стать четвертым. Трое других участников этого действия, стояли смиренно склонив головы, и внимали речам старшего. Их мысли развивались примерно в одном направлении и озвучить их можно было приблизительно так: «Когда же ты заткнешься хрычевка старая, давай уже скорей получай свое откровение и за дело будем приниматься. Блин, и мясо в мешках совсем остыло, а костер здесь разводить нельзя, нифига здесь не подогреешь, придется холодным жрать. О, ну наконец то, сейчас еще про чистое сердце и помыслы да наверно будет закругляться». Впрочем о том, что в данный момент три жреца являются единомышленниками никто из них не знал, ибо в таких мыслях они боялись признаться даже себе, но совладать с ними не могли. Старик подавив очередной приступ кашля, продолжил:
-…подберем же достойных, чистых сердцем и помыслами.
Теперь уже трое остальных жрецов откинули капюшоны. Один из них имел светлые волосы, подстриженные на уровне бровей, двое других были похожи друг на друга как близнецы и имели аналогичные прически с той лишь разницей, что цвет волос был черным. Старик выразительно посмотрел в глаза одному из черноволосых и сказал:
- Ты отправишься на запад и приведешь троих новых – обратиться к нему по имени старый жрец не мог, поскольку ни у кого из участников данного действа имен просто на просто не было.
Молодой жрец почтительно поклонился и вся компания, рассевшись на бревнах принялась развязывать мешки и быстро ужинать остывшим мясом. Затем молодой черноволосый жрец стал напротив камня, воздев руки к небу и, постояв так немного, как бы в нерешительности наклонился и коснулся лбом камня. Затем резко сделал кувырок через камень, в процессе кувырка совершилось превращение, и на землю он приземлился на четыре лапы, превратившись в волка черного. Волк втянул носом воздух и кинулся в чащу леса в западном направлении, быстро набирая скорость недоступную ни для какой лошади. Мальчик, широко раскрыв глаза, взглядом проводил зверя затем резко глянул в небо и изумленно воскликнул:
- Луна неполная!
- Что сынок? – старик подсел к мальчику, обняв его.
- А разве… месяц неполный… он в волка.. только… полнолуние
- Нет, сынок, кто тебе сказал такую глупость? Да, несведущи люди наши стали страшно даже… времена тяжелые будут
- Когда это наши люди были сведущи? – усмехнувшись спросил второй черноволосый жрец
Старик холодно взглянул на него, но ничего так и не сказал.
- Вы умираете! – мальчик резко отпрянул от старого учителя.
- Мы все умрем – мягко сказал старик, вновь обнимая мальчика – затем кивнул на светловолосого жреца, сказал мальчику – иди с ним, пора продолжать обучение.
Мальчик поднялся, старик слегка подтолкнул его в спину. Светловолосый жрец и мальчик исчезли с поляны. Старик повернулся к оставшемуся жрецу, который со скучающим видом рисовал палкой на земле замысловатые узоры.
- В этом столетии на Кавказ за земли карлов отправишься ты, как того требуют наши обязанности пред древними…
Глаза жреца возбужденно заблестели.

На опушку леса выбежал здоровый черный волк, принюхавшись он направился в сторону огороженного частоколом поселения, которое виднелось недалеко. Обостренный волчий слух тяжело воспринимал громкое пение, доносившееся оттуда. На бегу он совершил невероятный для такого большого и тяжелого зверя трюк – сальто назад, в результате чего превратился в невысокого мужчину в серой рясе, в котором местные жители без труда узнавали старшего жреца арийского культа. Ворота были распахнуты настежь, справа от ворот лежала на земле совокупляющаяся парочка, ни девушка в задранной выше пояса сорочке ни ее бородатый партнер не обратили внимания на появление чужака. Жрец с сожалением оторвал взгляд от такой живописной картины, и кинув взгляд на ярко красное садящееся солнце, вошел в деревню, невольно задумавшись о назначении частокола, поскольку и в самой деревне на него внимания никто не обратил. Деревня состояла из двадцати деревянных хат. Большинство жителей деревни собрались на небольшой площади посреди деревни, образовав подобие круга, в центре круга кипел кулачный бой. Бой шел без правил и заумных приемов, его техника была чрезвычайно проста: два неуверенно стоящих на ногах здоровых детины лупили друг друга по лицам, вся хитрость заключалось в том, чтобы выдержать удар противника и затем как можно сильнее двинуть тому по лицу. Силы были явно равными, а поэтому скорой кульминации не предвиделось. «Эти двое годятся» - подумал гость, оценивая профессионалов кулачного боя. Остальные жители деревни сидя у костров нескладно орали песни, другие пытались плясать, что не очень то получалось из за значительной дозы спиртного. К жрецу подскочил паренек и сунул ему в руку деревянную исходящую пивной пеной полную кружку, и тут же кинулся дальше плясать, увлекая в танец плохо стоящую на ногах девушку. Служитель культа древних Ариев бросил кружку в сторону и, безошибочно определив дом старосты, направился к нему. Зайдя в просторную хату он увидел пожилого человека который склонился за столом над деревянной кружкой.
- Пане войче – начал он разговор в привычной манере, но войт оборвал его громким ржанием ( назвать это смехом либо хохотом было нельзя при всем желании).
Затем староста отодвинул от себя кружку, накрытую деревянной крышкой и имеющую по бокам два отверстия, в которые под углом были вставлены трубочки из камыша. Он вытащил из под стола небольшой пучок травы и широкой мозолистой ладонью растер его по столу затем собрав со стола жменю растертой травы снял крышку с кружки бросил ее туда, из стоявшего рядом кувшина капнул туда же пару капель какой то вязкой жидкости и закрыл кружку. После зажег соломинку, или что то в этом роде от стоявшей на столе сальной свечи, сунул ее в одну из камышовых трубочек и резко припал губами ко второй трубочке. Подобные операции мозолистым натруженным рукам давались с трудом. Откинувшись на спинку деревянного стула, староста резко выпустил дым из легких и снова зашелся идиотским ржанием.
Огорченный результатом разговора жрец вышел во двор, где к нему сразу же подскочил недавний участник кулачного боя и резко сунул ему кружку. Жрец попробовал отстранить ее двумя руками, но его доброжелатель сгреб обе руки в свою здоровую лапу а второй влил содержимое кружки служителю арийского культа в рот. Тот не ожидая подобного развития событий молча проглотил.
Пробуждение было мучительным. Обретя способность осознавать происходящие он обнаружил что лежит на земле, каждая попытка пошевелиться отдавалась сильным ударом в висках, открывать глаза было еще тяжелее вокруг как в калейдоскопе плясали самые разнообразные яркие, ослепительные картинки, постепенно складываясь в единое целое. Наконец служитель древнего культа осознал, что уже утро, что он лежит посреди деревни и его плотной толпой обступили ее жители. Подробности событий минувшей ночи в памяти отсутствовали.

Телегу трясло невыносимо, поскольку дорогой пользовались редко. Особенно тяжело переносить тряску было одному из ее пассажиров, следы алкогольного отравления никак не желали пропадать, несмотря на то что добродушные жители деревни попотчевали его каждый своим средством от похмелья. Человек в серой расе в очередной раз хлопнул по спине возницу – светловолосого молодого паренька, и простонал:
- Долеслав – получилось на редкость жалобно, телега остановилась, после чего он перегнувшись за край телеги, в очередной раз выплеснул содержимое своего желудка, и жестом велел продолжать путь.
Колеса телеги в очередной раз увязли в грязи тогда два других пассажира, вчерашних участников показательного мордобития в деревне, быстро спрыгнули на землю и подтолкнули.
- Вас бы сюда вместо моей лошади запрячь быстрее бы доехали… – Долеслав повернулся с ехидной улыбкой.
- Не ори так – прервал его владелец серой рясы, сильно сморщив лицо и ухватившись за виски.
Остальные спутники не сказали Долеславу ничего из того, что собирались сказать, молча запрыгнули на телегу. Телега покатилась дальше. Наконец один из них, самый высокий, по имени Дубыня, нарушил молчание:
- Господин… а… это… ну как его… это самое… вы… ну
- Ты можешь разговаривать со мной словами, а не междометиями? – опять хватаясь за голову процедил жрец.
- Ну это… Господин эээ… как вас величать то? – разговор с этим человеком шел тяжело, обычно толковый на язык Дубыня уже жалел, что затеял его он взглянул на своего друга Ясыню в надежде на помощь, но тот лишь отвел глаза в сторону.
- Это не существенно как величать, но вы будете называть меня Учитель.
- Ага… это… так вы правда… ну этот… ну ведун?
- Можно и так сказать, но давай все объясним когда прибудем на место – слова ужасным эхом отдавались в голове.
- Та не я это… честь большая говорить с самым могущественным человеком на земле со старшим ясновидящим - Дубыня сам удивился как получилась такая длинная и цельная фраза.
- Я не старший ясновидящий и у нас нет старшего мы все равны на матушке земле нашей – жрец автоматически ответил заученную для подобных случаев фразу, так как его мысли беспорядочно бродили в голове и мешали сосредоточится чтобы применить свое знание для самоисцеления.
- А вчера вы с крыши кричали, что когда старик загнется, а это вот, вот случится вы станете главным – бросил через плечо Долевлав.
- Сдержи свой поганый язык, не то пожалеешь – крикнул жрец и резко направил руку с растопыренными пальцами в сторону возницы. Долеслав выпустил вожжи и свалился бы назад на телегу, если бы Ясыня резко не подпер плечом ему спину - не думай что если староста навязал тебя мне как своего сына я буду терпеть твои дела – это усилие окончательно измотало жреца и он со стоном повалился на сено расстеленное на телеге.
Долеслав повернулся, он был весь бледный, пот обильно стекал по его лицу, из носа тонкой струйкой сочилась кровь, капая с подбородка, ничего не сказав он спрыгнул, с телеги остановил лошадь подобрал с земли вожжи затем залез назад и, стеганув гнедого, направил телегу дальше.

- Куда все таки поедем? – Долеслав повернулся к своей спутнице, их лошади двигались размеренным шагом, почти синхронно, что позволяло ехать, держась за руки.
- Не знаю, да и какая разница, наши племена это большое стадо тупых баранов, ты да я проживем среди этих наивных животных, не зная забот, ты уже сделал все, что хотел?
- Нет. Я хотел убить тебя. Помнишь?
- Но не убил. А серьезно, если бы на моем месте оказалась старая карга, которой все боятся, которую ненавидят и которую ты представлял себе, убил бы?
- Не знаю. Почему ты считаешь, что тебя боятся, что ненавидят? Люди всегда вас почитали, всегда шли к вам за советом, помощью и исцелениями. Всегда беспокоились чтобы на алтаре было пропитание.
- А разве это не очевидно? Не смотря на то, что я живу не так далеко от их селения жители этого селения ничего обо мне не знают. Вместе с тем ничего не желают знать и понимать, им нужно простенькое объяснение, например все это делает сверхъестественное существо, да им же противна сама мысль о том, что надо обращаться ко мне за помощью скажем для исцеления от рака или слепоты или еще чего то. Люди делятся на три группы: одним доставляет удовольствие свое ничтожество перед этим высшим существом, приятно думать, что твоя судьба неудачника послана свыше и не ты в ней виноват, другие пойдут ко мне за помощью только под страхом смерти, а третьи скорее сдохнут, чем обратятся ко мне за помощью. Тебе в селениях наверняка красочно меня описали, никогда не задумывался почему женщины занимающиеся волшебством всегда в представлении обычных людей старые неопрятные сгорбленные старухи?
- Честно говоря нет, хватало других тем для размышлений, да и людям чаще приходится обращаться к ведьмам, чем к вам, а те ведьмы которых я видел именно такие – Долеслав отвел взгляд от проницательных глаз, которые не соответствовали милому личику восемнадцатилетней девушки.
- Причина в особенностях женского организма, применяя свое знание, мы оказываем бесповоротное влияние на эндокринную систему, надеюсь знаешь такие слова…
- Знаю, меня ведь на жреца учили..
- …чтобы не утомлять такими словами можно сказать проще - мы ускоряем процесс старения. И это, хоть и в значительно упрощенном виде люди усвоили очень прочно, потому, что им приятно думать, что сверхъестественное существо обладает таким серьезным недостатком по сравнению с ними, что оно хотя бы в чем то ущербно!
- Поэтому ты ненавидишь свой дар? – продолжать эту тему не хотелось – А интересно когда то существовала настоящая Буря Яга Усоньша Виевна?
- Возможно, но ее скорее всего постигла участь всех древних, меня воспитывала эта старая карга и всю жизнь вбивала мне в голову, что именно я и есть Буря Яга Усоньша Виевна, единственная вечно возрождающаяся!
- А как тебя звали на самом деле?
- Да не помню я! – девушка резко отвернулась и замолчала.
- Как говорил один мой друг – это неправильно, когда у человека нет имени. Как хочешь чтоб тебя называли? Я своего имени тоже не помню, выбрал себе имя – Долеслав, в честь одного погибшего друга – он замолчал задумавшись, его фальшивая улыбка медленно сползла с лица, затем продолжил – а ведь Долеслав был самым сообразительным из всех троих, поэтому наш старший учитель его тогда и подставил… - девушка упорно молчала, отвернувшись – как тебе имя Калина в честь дочери лигийского вождя? Она тоже была красавицей как ты…
- Хорошо, если тебе нравится, а ты знал ее?
- Кого?
- Ну эту, Калину.
- Видел мельком, наш князь после победы вождя лигйцев обезглавил лично, а ее приказал утопить в Днепре – уже пожалев о сказанном, продолжил – извини, глупо получилось..
- Почему же глупо, очень разумно, ведь она могла родить еще одного наследника династии киевской, еще одного конкурента…
- Ты знаешь об этом?
- Я многое знаю…

В просторную светлицу вошел богато одетый человек и слегка поклонился хозяину светлицы, который в свою очередь небрежно поднял руку в знак приветствия. Вслед за ним вошел слуга, выполняющий обязанности переводчика при госте, и отвесил низкий поклон.
- Мое почтение будущему князю Киева – начал гость свою речь.
- И вам того же – будущий князь Киева отвернулся, демонстрируя тем самым свой благородный профиль – зря ты здесь появился, да еще в таком заметном окружением, местный народ вас не любит, может беда случиться.
- Вас тоже не очень жалуют – ответил его гость при помощи переводчика.
- Не сравнивай – его собеседник резко повернулся, его глаза сверкнули, затем уже спокойнее продолжил – под моим командованием трехтысячный контингент, который обеспечит вам неприкосновенность, как послам Византии, на все время пребывания на славянских землях.
- За нашу безопасность на словенских землях не беспокойтесь – переводчик проговорил именно «словенских» что опять вызвало вспышку гнева у хозяина, которую тот опять таки моментально задавил, осознавая свою зависимость от этих людей. – ваш контингент очень хорошо зарекомендовал себя во время восстания в Киеве – это была откровенная насмешка – но не пора ли приступить к решению наших дел, господин Хорив?
- Я не повел своих людей против безоружной толпы – прозвучало как оправдание – люди не поняли, как мой брат тупорылый ими воспользовался, он сыграл на их чувствах и симпатиям к древней религии предков, против меня выступили недальновидные и глупые горожане, которые недавно вылезли из лесу и живут стандартами кочевого образа жизни. Я посмотрел бы как в случае войны или голода они бы начали жрать свою культуру или как религия их бы защитила от вторжения вражеской армии. Они не понимают, что для развития необходимо исключить кочевой образ жизни, необходимо закрепить поселения и города на картах, с четким административным управлением, создание боеспособной армии с вооружением единого стандарта с четкой вертикалью командования, необходимо отделить религию от светской власти, как это сделал мой старший брат и постепенно формировать светский противовес княжеской власти в виде вече, для превращения разрозненных племен в единую нацию необходим монотеизм! Необходимо развивать взаимодействие с соседним странами на основах торговли, а не мечей, формировать международный рынок. Они купились на обещание о снижении податей, они думают князь под себя все гребет, не соображают, что все идет на обустройство ихнего же блага, они думают…
- Ладно, не будем об этом – представитель Византии уселся в кресло заранее для него заготовленное, переводчик остался стоять – Где вы только набрались таких проповедей? Где наши гости? Пора начинать.
- Сейчас будут – к Хориву подбежал слуга и шепнул ему что то на ухо – вот кстати и наш союзник вождь лигийского племени Квирс.
- Латинское имя какое то? – гость поморщился – зачем вам понадобились эти варвары? Вы ведь не сможете собрать дружину из местных после победы, а в победе я не сомневаюсь, вам понадобятся организованные наемники которые помогут в управлении такими обширными землями, вы же не надеетесь, что эти дикари помогут вам в наведении порядка и укреплении вашей власти, они уже начисто сожгли около двухсот селений на ваших землях. Чем вы собственно говоря собираетесь управлять? Кучей пепла? – посол Византии повысил тон.
- Эти селения поставляли моему брату, незаконнорожденному сыну шлюхи, рекрутов в дружины и продовольствие и они за это ответили, а вашей обещанной помощи я что то пока не увидел. Где войско ваше? Я пока вижу лишь жалкую кучку умников в сопровождении десятка варягов – наемников. Кстати не обращайтесь с нашим гостем как с варваром, он получал образование в Риме или где там.
- Это уже немного радует – гость изобразил улыбку – а на счет десятка варягов вы ошиблись уже прибыло десятитысячное войско, как вы выразились, варягов – наемников, сейчас прибудет их главнокомандующий Холег , ваш старший брат великий князь Киева не раз имел с ним дело да и мы тоже – посол вскочил с места и стоя продолжил как оратор с трибуны, видимо совершенно забыв об окружающей его обстановке, переводчик еле успевал переводить – именно его люди изначально станут основой вашей дружины, пока вы не вобьете в голову этим скотоводам кого следует почитать, поэтому сейчас нам надо спланировать все так чтобы в ходе сражения армия этих дикарей лигийских была полностью уничтожена, ибо если они укрепятся на ваших землях их так просто отсюда потом не выкинешь. Вы же видите какие глупости творят, при вашем полном и бестолковом одобрении, зачем уничтожать селения, если с помощью организованной армии над ними можно установить контроль и в последствии иметь с них стабильный доход и…
Хорив резко стукнул рукой по ручке кресла:
- Притормози идиот, сейчас войдет наш гость, поздоровайся с ним!
- Конечно – посол смутился, и уже спокойно сказал – но это не отменяет ничего сказанного вам раннее!
В светлицу вошел лигийский вождь, в сопровождении девушки лет пятнадцати, девушка сняла плащ, подбитый волчьим мехом, и отдала его слуге, оставшись в богато украшенной тунике, которая подчеркивала ее формы. Вождь Квирс был ростом более двух метров, но как ни странно вместо трофейных шкур на нем была богатая одежда по римской моде, это привело византийского посла в некоторое замешательство. Впрочем все разглядывали не столько нового гостя, сколько его спутницу.
- Что это за прелестное создание ты нам привел? – представитель Византии облизал губы, забыв о правилах приличия и этикете. Переводчик затормозил, разглядывая девушку, которая стояла молча и смотрела в одну точку, было похоже на то что откровенные и наглые взгляды собравшихся ее совсем не задевают.
- Моя дочь Калина – ответил Квирс на греческом совсем без акцента. И затем низко поклонившись хозяину проговорил на чистом славянском – Это моя дочь Калина, она станет женой вашего вождя и матерью будущего князя. – предложение было построено не совсем правильно.
- Без меня - меня женили – пропел Хорив, весело улыбнувшись.
- Ты дал согласие, когда пригласил нас – сказал вождь с таки напором, что возражать было бессмысленно.
Посол Византии поднялся, подошел к креслу Хорива и, положив руку ему на плече, сильно сжал на нем пальцы. Хорив мысленно похвалил за сообразительность и живость ума своего поверенного который вел переговоры: «Молодец парень, хорошо мозги работают, надо будет в ближайшее время от него избавится, лучше всего показательная казнь в городе, инициатива наказуема, лучше всего посадить на кол, чтоб инициатива трахнула инициатора в прямом, а не в переносном смысле». В это время слуга опять подбежал к нему и шепнул что то на ухо. Хорив повернулся к послу:
- Похоже ваш друг прибыл, сейчас посмотрю на этого… Холега?
В светлицу, звеня железными латами, вошел варяг Холег, он был примерно одного роста с лигийским вождем, но значительно шире в плечах. Черные латы, состоящие из цельного панциря, сегментной юбки и металлических щитков на ногах и предплечьях, а также длинная черная борода придавали ему довольно свирепый и грозный вид. Хорив вздрогнул, но тут же задрал повыше подбородок, ожидая поклона. Поклона не последовало. Посол Византии улыбнулся, довольный эффектом:
- Все прибыли пора начинать – объявил он с наигранной торжественностью – присаживайтесь гости…

- И что теперь будет? Ты ведь можешь видеть будущее.
- Ты о чем?
- Как теперь люди жить будут? Без надежды, будут с ужасом наблюдать как все чем они жили рушится.
Калина привстала на стременах, придерживая поводья левой рукой, правой обхватила Долеслава за шею и зашептала в ухо:
- Признайся себе в том, что тебе плевать на этих людей – затем, отпустив его и уставившись взглядом в гриву лошади, уселась в седле и продолжила – как они могут жить? Как всегда жили, будут завидовать соседу, что у того урожай больше, напиваясь до белой горячки, творить разные безумные вещи, будут тыкать друг в друга железом и травить ядами из за зависти, ревности и просто удовольствия ради, а трупы топить речках и спихивать все на кикимор и даже на русалок, увидев особь противоположного пола, возбуждаться и спариваться с ней. Ну а надежду придумают себе новую. Ведь им плевать в какую сказку верить, ты думаешь разрушил их веру? Да ничего подобного, эта вера еще будет разрушаться несколько веков. Для этого не надо быть вещуньей.
- Но я положил начало этому разрушению.
- Не надо перед собой оправдываться, ничего страшного ты не сделал.
- Я не знаю зачем я это все делал, теперь не знаю, я хотел уничтожить старый порядок, как бы выполнял завещание погибшего друга, но если ничего не изменилось, тогда зачем?

Густые кроны деревьев не спасали от проливного дождя, Долеслав с большим трудом в тяжелых доспехах без шлема продирался через заросли, одежда под доспехами давно промокла, и болезненно натирала кожу. Наконец выбрался на поляну посреди леса, которую искал, где уже несколько веков стоял обломок Алтыря – «всем камням камня», священной скалы гор Рипейских. Вокруг камня сидело пятеро паломников, видимо ожидающих исцеления. Послав зондирующий импульс он определил, у двоих язву желудка, у третьего лейкемию, двое оставшихся были слепыми. «Интересно сколько они уже здесь сидят?»
- Исцеления ждете? – спросил он раздраженно
- Да господин, давно сидим не приходит никто из ведунов…
- И не придет! – крикнул Долеслав с каким то злорадством и торжеством
Он мельком вспомнил, как сидел здесь пацаном лет десять назад и слушал речи жрецов – своих учителей, хранителей знания древних Ариев. Затем подойдя к камню занес свой пятидесятикилограммовый двуручный меч, глаза троих паломников расширились от ужаса. Один удар, от камня откололся небольшой кусок, еще удар, еще, с ударами выхлестывал накопившаяся обида и злость. Наконец раскрошив почти весь камень Долеслав заметил, что его меч, орудие выкованное карлами, по неведомой людям технологии стал совсем непригодным, он забросил его в кусты. И повернулся к паломникам, которые ошеломленно отступили на край поляны. Внезапно один из них подхватил тяжелую палку и кинулся на него с отчаянным криком. Удар. Палка преломилась о стальной панцирь, а паломник получив закованным в сталь кулаком по физиономии, отлетел, и ударившись о дерево, упал и остался лежать неподвижно. Долесав поднял руки вверх и закричал не своим голосом:
- Ну давай Индра, порази молнией меня богохульника! – сверкнула молния, но ничего не произошло – Мииимо! Слышишь, мудак, мимо! Давай, яви свое величие!
Паломники стояли заворожено наблюдая за ним, поверженный все еще лежал. Внезапно спазмы сдавили Долеславу горло и он обессилено опустился на колени. Затем взглянул на парализованных страхом паломников, подполз к лежащему и положив руку ему на голову проговорил:
- Вставай ты будешь здоров – паломник очнулся и ничего не понимая отполз, затем поднялся на ноги, непонимающе глядя на своего исцелителя.
- Подойдите – обратился Долеслав к остальным паломника, те послушно подошли и опустились на колени.
Он по очереди возлагал каждому руку на голову. Оставшиеся четверо уже здоровых паломников поклонились, касаясь лицами земли.
- Идите с миром – простонал Долеслав и обессиленный свалился на землю.
Исцеленные паломники поспешили раствориться в лесной чаще.

- Говорю же ничего не случилось, ты всего лишь раздолбал в истерическом приступе кусок какой то скалы, наверно перебрав мышечных стимуляторов. Вот и все. И не надо придумывать черт знает чего – Калина улыбнулась и правой рукой растрепала ему волосы.
- Тебя тоже чуть не раздолбал в истерическом приступе – Долеслав взглянул ей в глаза, которые были вновь теплые и веселые, в которые было приятно смотреть, в которые хотелось смотреть и в очередной раз поразился этой метаморфозе ее взгляда.
- Ну… меня сложнее раздолбать, да и лучше смерть, чем всю жизнь гнить в том каменном склепе, теперь все, теперь нет больше Яги – хранительницы барьера между двумя мирами, сторожихи покоя приведений и предрассудков…

Долеслав проснулся, не понимая где находится. Попробовал пошевелить руками, ногами - все было в порядке, потрогал залитый потом лоб. От печи, на которой он лежал накрытый каким то тряпьем исходило противное раздражающее тепло, похоже значительная часть дыма из печи попадала в хату, от чего дышать было очень тяжело. Ухватив побольше воздуха в легкие, Долеслав поднялся на локтях, и чувствуя слабость затрудняющую движения громко застонал, крикнуть не получилось. Злой на свою беспомощность он мог лишь лежа повторять все ругательства, которые удалось вспомнить на родном языке и греческом. Наконец к печи подбежал суетливый мужичек в грязном кожушке из овчины.
- Лежите господин – пробормотал он – вы еще слабы, может желаете чего?
- Воды дай, твою мать!
- Сейчас, сейчас - засуетился мужичек.
- И ставни открой или выбей, дышать ни хрена невозможно!
Наконец ставни были открыты, и Долеслав принял из рук своего доброжелателя деревянную кружку с водой, которая имела довольно противный солоноватый вкус.
- А нормальная вода у тебя есть? Кстати, кто ты такой?
- Прощенья прошу, вы не знаете меня, вы сыну моему зрение вернули, он воевал в дружине князя нашего, ослеп от удара палицей значит.
Длеслав успокоился, докучающая жара исчезла. Он внимательно посмотрел на хозяина этой просторной хаты, который стоял рядом с печью глядя ему в глаза с какой то собачьей преданностью и желанием услужить.
- Тебя как звать хоть, хозяин?
- Сатей, господин.
- Судя по имени, потомок скитов?
- Нет господин, я полянин.
- Понятно, кто же сейчас признается – Долеслав улыбнулся – кстати где твой сын? Где счастливый зрячий?
- Подался в Киев на службу ратную, земли наши защищать значит, веру нашу защищать значит…
- Короче еще палицей по башке захотел?
- Не правы, господин, чтобы люди могли жить в мире и согласии каждый должен жертвовать… эээ… кто здоровьем своим, а кто даже совестью, кто даже вынужден кровь лить кажный по своим силам и возможностям, кажный на своем месте… эээ… тады и порядок будет на земле нашей и счастье…
- Счастье? Ну да, ну да. Князю чтобы не повышать дани нужно завоевывать новые земли, я знаешь ли сам в дружине пять лет воевал, на этом месте естественно интересней, чем в земле ковыряться… подъезжает моя сотня к новому селению, а жители нам уже и дары несут, чтобы мы их не трогали, но это неполное счастье, хочется вырвать силой лишнего, тогда достаем палицы и аккуратно чтобы не покалечить по горбам их, но и это неполное счастье надо зайти в какую хату найти бабу с бедрами пошире и оттрахать на глазах у ее мужа вот это уже счастье, а ты мне толкуешь о порядке и счастье. Каждый на своем месте… А ты случаем Платоне не читал? Знаешь, был такой греческий идиот который все придумывал государство в котором каждый на своем месте и нет внутренних противоречий, а один правитель его даже послушал и кончил он скажу тебе не очень хорошо…
- Вы, прошу прощенья не правы, господин, - Сатей аж вспотел от того, что приходится возражать, казалось он не обижался ни на высокомерный тон ни на откровенную грубость и насмешки – я вообще читать не умею. То, о чем вы говорите не счастье, это временная радость, которая кончится посля того как вы, прошу прощения с этой бабы слезете значит, я говорю очевидные истины которые понятны каждому кого боги разумом не обделили…
Долеслав, заинтересовавшись, приподнялся на локтях чтобы получше разглядеть философствующего неграмотного селянина. Который тем временем продолжал:
- … вот глядите: князь снизил подати, а они все равно высоки для глупых людей которые хозяйства вести не умеют и для них новый князь плохой. Люди не желая знать причину своих бед все валят на князя и кричат о бунтах, думают что ошиблись поддержали не того князя значит… начинают слушать этих болтунов с юга… Как их? Ну что подобно нашим учителям в рясах ходят и учат…
- Монахи – подсказал собеседник, желание издеваться странным образом улетучилось.
- Да, значит ходят и учат про этого как его… ну…
- Христа – опять подсказал Долеслав.
- Во, во Хрыста значит, говорят что плохо живете от того что бога не того значит чтите, а глупые люди послушают и находят наконец виноватого в том что плохо живут значит. А ще монахи подзуживают молодежь нашу говорят мол в хрыстианских странах молодежь живет в городах где сутки напролет придается увеселениям значит, а глупые люди даже не подумают что у нас для этого города еще надо строить оне снова находят виноватого значит. А я, как мой отец учил меня, всегда хозяйство вел, и когда старый князь заставлял чтить Хрыста и когда новый позволил его не чтить значит, и все есть у меня для счастья и подати князю мне не в тягость а в радость