- Еффеторов Борис Игнатьевич?
- Да…
- Ну вот, собирайтесь быстрее. Документы, деньги, ценные вещи берите и побыстрее и так опаздываем.
- Погодите, а что же вы делать собираетесь?
- Что делать? - Мужчина в недоумении отвлёкся от своих записей. Борис указал на бор, - Ах это, тушить будем, что же еще.
-Да нет же, я про бор свой спрашиваю.
- Ну что спрашиваете? - Мужчина, теперь злясь немного, посмотрел в глаза Бориса и, увидев в них испуг, ответил, при этом записывая опять что-то в блокнот. - Да вы не беспокойтесь, что с ним будет.
   Эти слова испугали Еффеторова. "Как так, что с ним будет, с ним ведь обязательно что-то случиться" - проносилось в нём. Он чувствовал какую-то безответственность в словах мужчины.
- Нет, я остаюсь, я то же тушить буду. - "Вот оно, - снова пронеслось в Еффеторове, - вот оно Твоё испытание, вот оно!"
- Да не глупите, давайте быстрее собирайтесь! У меня список, знаете сколько еще объехать мест нужно? Вот, распишитесь. - Мужчина протянул блокнот с ручкой, но Борис отошел назад, - Да что вы в самом деле! Я тут с вами не шутки шучу! Подпись ваша с меня ответственность снимет! А ну подпишитесь! - Но Борис стоял на месте. - Да пошёл ты! - Ругнулся мужчина и пошел к грузовику. Девушка подбежала к Еффеторову и стала говорить:
- И правда, что вы делаете? Семья ваша уехала, мать все вещи забрала, вам только в грузовик сесть. Подумайте, как вы тут тушить всё собираетесь, что за глупости. Разве стоит этот бор таких опасностей? Пожалейте родных! Вы же сами мне говорили сегодня, что это рок такой, что всё бывает, что нельзя поддаваться. Так не поддавайтесь же! Садитесь в грузовик!

«И правда, может это и есть зло?- Пронеслось в Еффеторове.- Может оно держит меня здесь? Нужно ли мне здесь оставаться, чем я буду заниматься, после того как пожар потушат, снова буду ухаживать за деревьями? Нет, мне это надоело! Прощай бор, прощай дом!» - Он повернулся к девушке и сказал:

- Ты права, я уезжаю.

- Вот и хорошо. – Девушка вздохнула облегченно. - Уф, вы меня напугали, честно, я очень сильно испугалась.

- Только я попрощаюсь со всем, хорошо? Я скоро приду.

- Хорошо-хорошо, я буду ждать вас в машине.

  Девушка подлетела к грузовику, сесть ей помог мужчина в спецодежде.

- Что он встал, тушить собрался? – спросил мужчина раздраженно. - Вы скажите ему, что тут всё равно через часа три всё сгорит. Мы и так в последний момент приехали, вам тут повезло еще, а вы…

- Да нет, он тоже уезжает, он только попрощаться со всем хочет. Понимаете, для него это очень важно, не злитесь. 

- А-а-а, попрощаться, так пусть быстрее прощается, а то здесь скоро дышать нечем будет.

  Мужчина залез в кузов, протянул девушке руку, та схватилась за неё, мужчина потянул, и они оба оказались на верху.

  Странное чувство напало на Еффеторова. Он не понимал того, что опасность близко и того, что пора бы уже сидеть в машине. Он не мог поверить в то, что он покидает бор, если ни навсегда, то точно надолго. «Ну вот и настал тот миг, - думал он, - настал он, но как неожиданно, как неправдоподобно. Пожар, разве это не чудо? Я попросил, и он загорелся, я захотел и он загорелся. Да, это всё очень странно. Как же теперь я спокоен, как будто всё обыденно и как будто я ждал этого, но я ведь не ждал. Впрочем, может быть, так оно и должно быть? Может, я так легко со всем прощаюсь, потому что так должно было случиться? Наверно мне предначертано что-то. Я так плавно иду по этой трудной для всех дороге, расставания с домом. – Борис улыбнулся, посмотрел на грузовик, а потом на бор. – Ну что ж, прощай тогда. Я любил тебя, да и всегда буду любить. Но пришло время  расстаться. – Судорога прошла по лицу Еффеторова. – Как это банально, банально до пошлости. Ну, прощай! На время ли, навсегда, прощай!»

  Борис пошёл к грузовику, но спустя пару шагов вдруг резко остановился. Резкий запах гари кольнул его ноздри. Словно разряд тока прошелся по Еффеторову. «Навсегда прощаемся» - проскользнуло в его голове. Какая-то холодная волна, родившаяся как будто из самого сердца, заполнила всего Бориса. Она разлилась по рукам, и руки задрожали, она окатила ноги, и те подкосились, она поднималась к горлу, словно зажимая в тиски его. Бессмысленный, нечеловечный вой доносился из сущности юноши. Поток холода оказался уже возле рта. Еффеторов закрылся ладонями, весь сжался и стерпел…

- Чего ты встал! – Донося полный голос  из кузова. – Тебя приглашения нужно? Сюда иди, романтик твою мать!

  Борис стоял на месте и начал дрожать.

- Ну, я его щас!

- Да что ты Сашенька, – донёсся жалобный женский голос,- не злись, прошу тебя.

- Чего ты тут стоишь, дурак?! С тобой еще тут возиться! Здесь пожар, а тут с тобой возиться!

  Маленький мужичек с круглой залысиной на голове, тот самый, что походил на крестьянина, выпрыгнул из кузова. Он быстрыми агрессивными шагами подошел к Еффеторову, схватил его за плечо и резко повернул в свою сторону. Злость на простом, казалось бы, лице мужичка резко пропала, оно сначала перешло в удивление, а потом в насмешку.

- Бориска, ты что ли Бориска? Ты-ты, узнал тебя! – Мужичек той же рукой, что держал Бориса за плечо, обнял его, смачно поцеловав в щеку. Не меньше удивился и Борис. Узнав мужичка, он напряг все свои силы, что бы скрыть горечь на лице.

    Это был сосед семьи Бориса, владелец целой деревни. Звали помещика, как привыкли называть мужичка Еффеторовы,  Сан Санычем.  Никто из рода Бориса не любил его, все считали Саныча сварливым, злым, насмешливым человеком. Будто бы он из зависти или других «весьма греховных дум» смеялся над Еффеторовами. Слова его не имели, по их мнению, никакой под собой основы и все были надуманны, либо просто вымышленными. Впрочем, никто из них плохим словом Саныча не называл, все говорили про него как про человека, ставшего жертвой той жизни, лишний раз, убеждаясь в грязи людской и вставляя очередной кирпичик в нравственную стену. «Дурной нравами» - говорил дед, «Пропащий человек» - рассуждал отец, «Избитая душа» - сокрушался сын. И вот теперь Борису приходилось напрягать все силы, для того, чтобы не показывать своего душевного расстройства, казалось бы, этому низкому и презренному человеку.

    Ведь как иногда над нами смеется судьба. Люди не волнующие нас, не беспокоящие наши мысли и душу, люди, совсем нас не интересующие, подчас вызывают бури эмоций, и отчасти, влияют на нашу жизнь. Я честно не знаю, зачем это нужно, почему так происходит, но мне кажется, что всё это не просто так, что всё нужно для чего-то высшего. Сходятся все людские судьбы в одной точке, траектории у них разные, но конечная точка одна. Поэтому я в очередной раз убеждаюсь, что от судьбы высшей, со всеми её происшествиями и обстоятельствами, не уйдешь. Поэтому трудно и бессмысленно спрашивать у кого-то причины того или иного, независящего от нас, обстоятельства. Всё это просто нужно и никому и ничему, это нужно как родник, как река и как океан.

- Бориска, ты извини за крик, ха-ха! – Саныч крепко сжал шею Еффеторова. – Я тебя не узнал с первого раза, как подрос, взрослый стал! Ха-ха, давно же тебя не видел, всё я  времени найти не мог к вам заехать. Но вот теперь, ха-ха, так оно вообще самое время, вон как полыхает, смотри! – Саныч глубоко вздохнул, посмотрел на зарево всё более и более разгорающиеся и продолжил. – Но оставаться здесь Бориска опасно, это да, опасно, так что давай, пойдём в грузовик быстрее. – Он еще раз присмотрелся к Еффеторову. Всё лицо Бориса в эту секунду выражало горе, горе безутешное, горе, которое невозможно заплакать, а можно лишь пережить. Саныч сжал руку Бориса и сказал. – Или ты  здесь остаться хочешь? Тушить может, ха-ха, пожарник твою мать! Не твоё дело тушить! Сейчас всё в огне, всё горит, но не тебе тушить. Сейчас мы только убежать можем, хе-хе, только убежать. – Саныч отвёл глаза в сторону, но спустя мгновение сильнее схватил руку Еффеторова и прокричал: – Потому что сначала с собой разобраться надо, а потом в огонь и в воду! Ты же только посмотри на себя, посмотри-посмотри. Маменькин сынок, ничего не может, ничего не хочет, всё плачет, рыдает, сопля! А ну быстро в грузовик, быстро я сказал! – Но Борис стоял на месте. «Зачем всё это? – Думал он, - Разве имеет всё это смысл, когда всё в огне, всё в огне…». Не выдержав молчания Саныч сильно покраснев, схватил Бориса за шиворот и бросил на землю. Тот рухнул, подняв столб пыли, посмотрел удивлённо и даже жалостно на обидчика.- А ты что думал, закончилось детство, хватит! А ну вставай!- Борис лежал. – Вставай, твою мать! – В бешенстве крикнул Саныч. Он подошел к Еффеторову, схватил за шиворот, приподнял, потащил по земле к грузовику, дойдя до него, Саныч бросил Бориса к колесам. – Теперь вставай и в кузов, живо я сказал в кузов! – Борис снова не вставал, тогда Саныч подошел, одной рукой схватил его за шиворот, а другой с разворота ударил в лицо. Еффеторов потерялся, словно кто-то выбросил его сознание из тела и только через несколько мгновений, приходя в себя, он понял, что лежит в кузове. Откуда-то доносились голоса, чьи эти голоса Борис не мог пока разобрать, они кричали отчаянно: «Да что вы сделали. – Это был девичий голос и еще один, зрелый, женский. - Саша, зачем же ты так, он мальчик еще, мальчик!» Голос Саши отвечал: «Молчи мать, молчи, это еще не всё, не конец».

  Поняв теперь, кто есть кто, Еффеторов осмотрелся и пищащим голосом сказал:

- Что происходит, вы, вы, что с ума сошли? – Борис обращался к Санычу. Тот оглянулся и с язвительной улыбкой ответил:

-  Очухался голубчик, ну славу Богу. А так, как тебе сказать, с ума я сошёл или нет, откуда я знаю, не знаю, я честно тебе скажу. Мучаюсь я с этим, каждый день мучаюсь. Только представь себе, хех, иду я по своей деревне  как-то вечером, осматриваю всё, ворчу, как оно бывает, и вдруг мысль мне такая приходит. Знаешь, мысль такая, хе-хе, что прейдет и не оставит тебя весь день, и всю ночью спать с ней будешь, и следующий день то же всё думать о ней, и дальше думать, и думать. А мысль, вот какая. А ни дурак ли я, не сумасшедший ли я, может это всё пустое, может оставить всё к чертовой матери, забросить а? Зачем я мучаю мужиков своих, пахать заставляю, за хозяйство ругаю, зачем? Плохо ли им и без этого, нет у них разве проблем? Оставлю я всё, оставлю Бориска. Думал, что может лучше в домике своём тихо жить, книжки читать перед обедом и ужином. Детишек вон растить. – Саныч показал на троих детей. Еффеторов не выдержал и с таким же пищащим, чуть ли не плачущим голосом, провопил:

- Да что вы несёте, вы, что издеваетесь надо мной?! Оставьте меня, оставьте, оставьте, ничего мне больше не нужно, ничего больше не хочу, всё сгорело моё родное, ничего не осталось, ничего! 

- Эх, сопля ты сопля, вон посмотри на детишек моих, бойцы! Гордость моя, вот она! Если кинет им судьба свинью, они её на части, на части зубами разорвут. Не подадутся они, не сломаются, всё выдержат, бойцы! Впрочем, наследственность у тебя плохая. Что отец, что дед, всё одно…

- Что одно?!

- Всё одно слюнтяйство.

- Ах ты. – Борис вскочил и кинулся на Саныча, но тот легко оттолкнул его обратно и звонким, весёлым голосом сказал:

- Да только ты не такой как они! Ты, хех, амбициозный, есть в тебе такая черта, за что я и люблю тебя, да и отца и деда твоего я то же люблю,  правда понять вы этого не можете. – Саныч замолчал, улыбнулся и снова начал. – Хех, только что-то я забылся и про случай не рассказал. Ну вот, думал я оставить всё, ну и оставил, я же человек слова. Оставил, значит, спал много, книжки читал, с ребятишками гулял. И представляешь Бориска, так мне хорошо вдруг стало, так спокойно, я и решил до смерти так жить. На пенсию пора, старость не радость. Да так бы я и жил, если не этот случай. – Вдруг из бора повалил дым, и весь грузовик оказался в его тумане. Глаза, сидящих в кузове, заслезились, поднялся кашель, оханья и аханья.  Только Саныч и Еффеторов остались прежними. Они смотрели друг на друга и будто в этот момент почувствовали какой-то знак, словно дым этот специально, именно в этот момент вылез из бора, услышав их разговор. Зрачки Саныча заполыхали, он встал и впился глазами в  Еффеторова, Борис ответил тем же. Саныч продолжил. – Вот случай, какой был, - сказал он злобно, - я пил чай на кухне и  бешеный крик услышал. Бешенный такой, что сам собой к нему прибежал, прибежал и увидел крестьянку с ребеночком на руках, понять только я не мог, одного понять, - Саныч грозил кому-то кулаком, - что же с головушкой у ребёночка, что же с ней крохотной, что с ней. Вся в крови, изорвано, истерзано, головушка, вся истерзанна. Я её быстро под руки взял, взял под руки и к себе в дом. Я хирург по профессии, понимаешь, хирург, вытащил детё, слава Богу, вытащил! Но не как я понять не мог, что же случилось. Из-за чего истерзали её всю, почему так произошло? Как допустить это можно?! – Саныч поднял руки к верху. – И спросил я у крестьянки, матери её: «В чём дело матушка, в чём дело родимая?» - и она, слезами заливаясь, отвечала, что пёс у них был в доме, как у всех в деревнях пёс должен быть. Жил, пёс спокойно, дом охранял, всю семью любил и девочку эту то же любил. И начали оставлять девочку псине, когда в поле уходил работать. Пёс охранял ребеночка, играл с ней, играл. Спокойно всё было, так оно бы шло всегда, но нет! Ушли в один день родители и псина, псина напала на девочку, напала на неё. Истерзала её всю, истаскала, и когда матушка пришла за черепочек её держалась. Матушка схватила топор и изрубила собаку, тот, сволочь перед смертью ей скальп снял, до самой косточки снял! Понимаешь Бориска, до самой косточки!

   Настало небольшое молчание, спустя пару секунд Борис сломавшимся голосом спросил угрюмо:

- Для чего же вы всё это мне рассказали?

   Саныч взглянул резко на Еффеторова, потом столь же резко отвёл глаза и сел.

- А для того Бориска, что я себе этого простить не могу, -отвечал он глухо, - виноват я, виноват.

- Что ты, что ты Сашенька, – жалобно сказала вдруг зрелая женщина, - в чем тут твоя вина, это ведь чужие люди, что ты мог сделать, что? Мы не всесильны Сашенька, с этим нужно смериться пойми.

 - Да, мы не всесильны. - Отвечал Саныч так же глухо.

- Вот Сашенька, мы не можем изменить некоторых вещей, потому что мы никто, мы пустое место, понимаешь, тут нет твоей вины, нету.

- Да, мы не всесильны, это правда. - Продолжал Саныч, словно не замечая слов женщины. - Но мы же можем менять, то, что подвластно нам, можем это сделать, это ведь тоже, правда. Деревня ведь эта мои владенья и все мужики её слушают меня, как авторитета, как учителя. Так вот если бы я не отрёкся от всего, если бы я по-прежнему за всем следил, я не за что не допустил бы того, что случилось! Я не допустил бы того, чтобы родители оставляли своё дитя собаке, ни за что и никогда и не было бы  тогда этого ужаса. Понимаешь Бориска?

   Еффеторов теперь не мог видеть Саныча, он скрылся за пеленой дыма, Борис видел только его очертания, но ему казалось, что он смотрел ему прямо в глаза.

- Понимаешь Бориска, - продолжил Саныч, - я не могу влиять на извержения вулканов, на ураганы, на войны, на другие катастрофы, но могу же я помочь своему ближнему, тому, кто рядом со мной. Ведь начнется, допустим,  драка,  ты же полезешь разнимать драчунов, потому что ты знаешь, что что-то плохое из этого выйдет, ты же можешь на это повлиять, только на это и не на что большее. Вот я сейчас попытаюсь твоим языком заговорить красивым. Ты красиво говоришь Бориска, очень красиво, жаль за словами только ничего не стоит, но это мы поправим скоро, дурь я всю выбью из тебя. Ну постараюсь твоим языком сказать. Жил у меня в деревне старик один, невзрачный такой, тихий, зла людям не делал, даже боялся их. Было у него страсть одна – сад его яблочный. Ухаживал он за ним круглые сутки, то веточку где обрежет, где попрыскает гадостью какой-то, где подсыплет удобрения,  рассказывали даже, что он тлю пинцетом давил, боялся дерево повредить. И никого он к саду не пускал. Кричал на всех, на детишек особенно, знаешь Бориска любят детишки яблочки, им ведь не объяснишь с какого дерева можно сорвать, а с какого нельзя, вот и старичок объяснить не смог. По родителям он часто ходил, объяснял, что так то вот так, с его яблонек срывать ничего нельзя, потому что тяжко ему за ними ухаживать, трудиться ему старичку приходиться, а труд его старческий уважать нужно. Родители, конечно, соглашались, но детишек своих всё равно не наказывали, хотя, можно сказать, и вовсе не наказывали. Дед понял тогда что всё бесполезно, что людям ничего не объяснишь, глупые люди, необтёсанные, ничего они не понимают. Ну и решил он забор строить, дабы защитить себя и салик любимый . Ну решил, так решил, к чести ему сказать, перед самим собою он слово своё держал.  Доски он из сосны выпилил, гвозди у кузнеца нашего купил, а за лаком в город даже съездил. Всё он сделал быстро, удивительно быстро, но, не смотря на это аккуратно. Забор хороший получился, беленький, ровненький, высокий, даже очень высокий, такой высокий, что стремянку надо ставить, чтобы увидеть, что за ним происходит, но старик хитрым был, если залезешь на забор, то тебе точно ветки яблочные мешать будут. С тех пор он еще тише зажил. Никто его теперь не видел, не слышал, жил за своим заборчиком, да за садом ухаживал, и не нужно было ему ничего больше. Тихая жизнь на старость лет, что может быть лучше, ведь правда? Только правда еще в том для него заключалась, что он тихо жил всегда и ничем таким никогда не занимался.

 Таким образом, он  до смерти своей дожил. Пришло время, и почувствовал дед, что умирает, и позвал священника, за него помолиться. Ну и батюшка пришел сначала грехи ему простить, а потом и поминки организовать. Ты  ведь понимаешь,  Бориска как это бывает, не было у человека никого, так и похоронить его некому, лишь церковь всегда поможет. Так вот мне рассказывали, что старичок перед смертью так у батюшки за себя просил, так умолял, что тому чуть стыдно не стало. Говорил святой отец:

- Мол, за что же я буду прощать тебя, раз ты ничего не сделал, может, ты что-то утаил?

Старичок тогда отвечал, что ничего не утаил.

- Так за что же простить тебя?

- А ты за всю жизнь меня прости.

- Как  за всю жизнь? Ты же греха никакого не совершил?

- Ох, батюшка, великий грех, великий грех я совершил.

- Ну, так скажи, пожалуйста, что же ты сделал?

- Да ничего.

- Да как же опять ничего? – Батюшка злился даже.

- Да ничего хорошего я не сделал батюшка. Вот вы говорите грех, грех. Конечно, батюшка никого я не убил, ни у кого не своровал, словом плохим не обидел, но батюшка, я ведь и добра людям не делал. Яблоньки я свои растил, но людям-то, людям я ничего не сделал. В зле я прожил батюшка, зло меня поглотило целиком.

   Тогда деда все полоумным посчитали, говорили, мол, к концу лет с ума сошел, но я вот смотрю и на тебя Бориска и всё теперь понимаю. Вырастил дед этот сад и всё, всё для него закончилось. Создал он мирок только для него пригодный, в нём людям места не было. Понимаешь Бориска, у него в этом садике яблоньки росли, лейка стояла, наверное, но больше-то, больше ничего. Людей он злобными посчитал, потому что оправданье своему мирку  нужно было придумать, ведь нужен он для чего-то. Но  на самом деле дедушка просто слабаком был. Легко сказать, что жизнь несправедлива, самое главное доводов кучу найти можно, судьба у многих сложная с этим не поспоришь. Но ведь процесс жизненный для того и сделан, чтобы испытывать наш характер. У некоторых этот характер слабенький, и получается так, что волей не волей такие от чего-то отказываются. Сложно им, понимаешь, сложно, вот и отказываться от всего подряд. Вот и я чуть не отказался, за что и получил наказанье, то есть мучения этой девочки бедной. А дед этот отказался от всей жизни, от людей и от Бога. Почему от Бога Бориска, а я сейчас объясню. Да потому что, живя в этом мирке, он людям добра не делал, он просто существовал. Ведь всем известно, что в том месте, где не делают добра, обитает зло, ведь правду я говорю? Ну вот, а старик этот, кроме того, что никак не мог избавиться от этого сада, ухаживал за ним всё больше и больше, то есть понимаешь, он за злом ухаживал, и это зло поглотило его с головою, хобби нашел дуралей. Славу Богу он понял всё к концу, Господь его простит, Господь всех прощает. Ну вот только Бориска, к чему я это всё сказал, а к тому, что во-первых  меня это спасло, потому что я понял, что сам во зле весь был, во-вторых,  я увидел, что уж слишком много таких же людей, себя за благородных почитающих, мир весь жестоким обзывающих и добра людям, при этом не делающих. Фантазия у них больная, только и всего. Отгораживаются они от жизни тем самым, потому что за себя боятся. Слабые гордецы они, не могут за себя постоять, поэтому и ищут себе оправданье. Очень удобно им говорить, что мир несправедлив, из этого выходят будто они люди честные, только обиженные и поэтому должны вызвать жалость смешанную с уважением. Интересно, правда? Сказку красивую они себе придумали, но вот только как бы не красива была эта сказка суть у неё одна, зло суть, ибо добра нет у них в жизни. В-третьих, Бориска, я про вас вспомнил, про Еффеторвых. Придумали вы себе этот бор и ухаживали за ним, за честных опять же себя почитали, при этом ничего не делали людям хорошего, только с деревьями разговаривали. Конечно, вы и вправду никому ничего плохого не сделали, но и ничего хорошего, ведь так? А ведь это и есть зло, только замаскированное. Будет страшный суд и тогда никто не сможет оправдываться, всё будет ясно, кто добром занимался, а кто злом, пока же для многих это еще слишком смутно.  Когда же ты мне сказал, что людям помогать хочешь, так я вообще забеспокоился. Как же ты добро людям будешь делать и без самих людей? Это невозможно. Хочешь помочь людям, иди к людям, по-другому никак. Славу Богу нас судьба свела, потому что теперь хоть надежда на твоё спасенье есть.

   Еффеторов побледнел и с брызгами слюны крикнул на Саныча:

- Спасенье?! Какое к черту спасенье? Ты старый дурак погряз уже в том жалком мире, грязном мире! То, что ты говоришь пустые слова! Какая разница, где я буду радоваться жизни? Почему нельзя удалиться от всего этого ужаса, коллапса, незаслуженного оскорбления, несправедливости, почему? Ведь всё зло даже не в людях сидит, оно в сущности этого мира! Так должно быть, этого ничто не изменит, не ты, не я, не самый великий человек на свете! Человечество обреченно на страданья!  Но не по мне ужас, не по мне страх и боль, я хочу быть счастлив, ничего мне больше не нужно! Всё остальное меня не волнует! Я врал, что хочу счастья людей, врал, потому что не представляю себе, как бы был несчастен, если все вокруг стали счастливыми, смысл моей жизни иссяк бы. Так что я призираю себя и призираю мир с его бесчеловечностью, потому что даже в этой сказке я ненавидел себя! Что плохого будет людям от меня, если я их даже не знаю, что? Да ничего, ничего не будет!

- Вот в этом и вся закавыка. – Спокойно и как-то грустно говорил Саныч.

- Какая к черту завязка, не пытайтесь меня оскорбить моими же словами, я же сказал,  я призираю себя  за то, что не хочу людям счастья, но я же раскаиваюсь! Каждый раскаявшийся имеет право быть прощенным.

- Да я тебя Бориска не обвиняю. – Так же спокойно продолжил Саныч. – Вы Еффеторовы умные люди, даже понимающие, весь тот смрад вы, так же как и я ненавидите, а мне, Бориска, это очень важно. Но вот в чем завязка, вы считаете себя ничем в этом мире, вместе с тем, не понимая того, что из ничего зло и образуется. Это по отдельности мы ничтожны, вместе же нас ничто не сможет остановить. Понимаешь Бориска, если бы ты мечтам не придавался вечером, а вовремя пламя разгорающиеся у себя в боре нашел, то может быть, и не было бы пожара. Понимаешь, если бы ты не прибывал в своём фантастическом мирке, то ты смог бы многие вещи увидеть и многое изменить, но ты не стал этого делать. Не стал, потому что искренне верил в реалистичность своего фантастического мирка и больше тебя ничто не волнавало. В этом вся причина. Если бы все умные люди, как ты Бориска и семья твоя, вышли из этой жалкой фантазии о своей ничтожности и увидели задатки зла и предотвратили его, то тогда не было бы ужаснейших катастроф на земле. Не смогли бы тогда ничтожные обрезки зла слиться воедино и образовать непобедимое зло, зло которое ничто уже не остановит, от которого можно только убежать. Вот сейчас не смогли найти первые очаги пожара, мелкие очаги, ничтожные очаги, а теперь смотри, пожар и сделать  ничего нельзя, лишь убежать. Но ведь был раньше шанс изменит что-то, был же он! Понимаешь, Бориска я призываю выйти из своих фантазий к реальности, объединиться людям умным и понимающим, посмотреть на всё трезвыми глазами и уничтожить дьявола в чреве матери, пока он еще не вылез наружу и не устроил ада на земле. Вот и всё Бориска, больше ничего не нужно, лишь предупредить  катастрофу, избавившись от наших жалких фантазий о ничтожности. Ты понимаешь, Бориска, понимаешь?

  Но вопрос остался без ответа, машина вдруг загудела и сорвалась с места, дым немного рассеялся, Еффеторов теперь мог отличить лица людей, все они тоже резко изменились, начали оглядываться по сторонам, сам Борис следовал их примеру. Он посмотрел в бор и не мог поверить глазам. Те старые, спокойные деревья были поглощены теперь языками пламени, будто их пожирающих. Дальше, в глубине бора было видно как вековые лиственницы и дубы падали, горящие на землю, ломая и поджигая ветви еще не тронутых деревьев. Еще дальше сгоревшие практически полностью гиганты, скрипя, валились в речку, и было видно, как та становилась грязной от черных сучьев, от сажи и пепла.

   Как неожиданно это всё случилось, казалось, будто недавно только Борис гулял здесь и наслаждался жизнью, мечтал и был счастлив. Но теперь тут уже ничего не было, лишь серое пепелище, с вырывающимися языками пламени.     

    Еффеторов закрыл лицо руками и зарыдал холодными слезами, затем побледнел, словно мертвец, и съехал на колени безжизненно. Молодая девушка и зрелая женщина ахнули, а Саныч вскочил и крикнул:

- Это ничего, это так и должно быть! – Он полез в мешок, стоящий у его ног, немного повозившись там, он нашел флакончик с нашатырным спиртом, при этом, приговаривая, -  А я вот и говорю, я же хирург по профессии. Мне сначала приходиться по живому резать, чтобы потом люди выздоравливали, приходиться больно людям делать, для их же блага. – Он поднёс флакончик к ноздрям Еффетрова, Борис резко вскочил, заплакал, весь покраснел и защурил глаза. Саныч продолжил. – Так должно было случиться, всё правильно, благодарен Тебе Господи,за то что свёл нас, благодарен!

  И вот удаляется грузовик с Санчем и Еффеторовым, еще немного и он исчезнет за туманом дыма и дальнейшая судьба героев нам станет неизвестна. «Почему неизвестна?» - спросите вы, и ответ мой будет очень прост, потому что я не знаю, что было дальше. Продолжение их истории мне не рассказали к сожалению. Да так это разве и важно? По моему нет. Впрочем, если хотите узнать развязку, найдите рассказчика, он до сих пор бродит где-то на улицах нашего вечно живого города.