Длинноклювый Аист с восторгом смотрит на уходящее за горизонт солнце. Зеленая Лягушка смотрит в ту же сторону, однако она не замечает ничего необычного. В ее жизни таких закатов было больше многих и многих тысяч. – Это имеет для тебя какое-то значение? – спрашивает она. – Для меня? – удивляется Аист. – А для тебя? Лягушка дергает кожей на спине. – Ничего. Зачем ты пригласил меня сюда? Аист опускает голову: – Чтобы ты увидела закат. – Я его вижу ежедневно. – Сомневаюсь. Когда вы орете… Хм, извини, когда вы поете свои песни, стараясь перекричать друг друга, вы ничего не замечаете вокруг. – Ты сказал во множественном числе, а я… И, все же я отвечу тебе. Мы славим солнце, – спокойно отвечает Лягушка. – И не видите его. – Мы его чувствуем, – загадочно улыбается старая мудрая Лягушка. – Тебе не понять, – вздыхает Аист и снова смотрит на закат. – А зачем мне что-то понимать? Я стара и меня уже мало интересуют всякие явления природы, которые к тому же происходят изо дня в день. – Лягушка демонстративно отворачивается от последних лучей солнца… – Не смей! – восклицает Аист. – Ты все пропустишь! … или подставляет им спину. – Так было и будет всегда: – глубокомысленно рассуждает Лягушка, – солнце восходит и заходит, умирает – воскресает; лягушки восхваляют его своим пением, а некоторые … э-э-э птицы, скажем так, пользуются этим и… но, я надеюсь, ты не сделаешь этого? – Лягушка косится на белую птицу. Аист понуро опускает голову, но тут же гордо поднимает ее: – Нет, – твердо говорит он. – Тебя знали мой отец и дед, ты слишком мудра, чтобы дать себя съесть. Лягушка поджимает губы, мгновенно выбрасывает язык и …: – Старый, но все равно вкусный. Аист вновь опускает голову: – Я не это имел в виду. – Не имеет значения. – Я думал ты поймешь… – Что? – искренне (или это только так кажется), удивляется Лягушка. – Я покажу… – и Аист расправляет свои нежно-белые, в красных подпалинах, от лучей заходящего солнца, крылья.
– Ну, – спустя некоторое время, с надеждой в голосе, спрашивает Аист, – как? Лягушка качает головой: – Меня стошнило и, извини, конечно, но я попросту выблевала ужин. – Фу, – втягивает голову в плечи Аист, – я не об этом. – А о чем же? – удивляется Лягушка. – Насколько я поняла, ты спросил, как я себя чувствую – я ответила: здоровьице мое никудышнее, так как… – Ты знаешь, о чем я спросил. – Э-эх, – вздыхает Лягушка, – видно не научил тебя отец уважению к старшим. – Извини, – хмурится Аист. – Итак, я закончу свою мысль: так как Парджаньи забыл снабдить меня крыльями, дабы я могла наслаждаться каждый день полетом … Ну, да ладно – ничего необычного я не увидела. Необычного, я имела в виду… – Но разве ты не почувствовала? – К повседневным ощущениям добавилась разве что тошнота… – Но как же… Лягушка роняет устало слова: – Мне, наверное, не понять… – Да, – также устало, как и Лягушка вздыхает Аист и грустно добавляет: – не понять. Аист расправляет крылья и взлетает под самые небеса, чтобы в последний раз насладится лучами умирающего солнца…
Лягушка ковыляет, пошатываясь на трясущихся лапах, вперед и плюхается, в изнеможении, в теплую воду. – И так каждый раз, – бормочет она. – Ритуал у них, что ли… Она погружается в хранящую энергию солнца жидкость, оставляя на поверхности только глаза и ноздри. Через два удара сердца она закрывает глаза, и засыпает… И снятся ей белые кучевые облака, свет желтого улыбающегося Сурья и ветер свободы…
|