Здесь вы
почувствуете себя Творцом, научитесь рисовать, как настоящий художник, писать
интересные книги, делать необычные фотоснимки, снимать кино, лепить из различных
материалов и заниматься прикладным искусством, сможете показать свои работы
другим, обсудить их и получить объективную оценку.
Яблоко Толчок, волной тошноты выталкивает к яви, на берег. Но до нее есть еще спасительный рифик. Он совсем скользкий и скоро оклемавшееся сознание волной захлестнет и развернет веер памяти. Но сейчас ты счастлив, потому что беспечен, потерян во времени и пространстве. Тут ты никто и ничто, но это пугает, и острой мотыгой воли ты уничтожаешь сорняк беспамятства. Ты обводишь удивленно глазами, приходя в себя, и тут накатывает боль. Сцепив зубы, ты приподнимаешься, чтобы теплая шкура-трофей тебя не душила. Быстрый, боящийся собственной тени взгляд окинул палатку, убедившись, что нет свидетелей стона, выдавшего тебя с головой. Ранее, чернично-молочное утро. Поправляешь себя, ведь это и день и ночь теперь такие. Ты, болезненно щурясь, вылез из палатки. Лагерь спал, а ты ему откровенно позавидовал. Прохладный воздух пьянел от боли и накалялся в легких, а ты пытался сообразить, что болит сильнее: зубы, лоб, затылок, поясница или суставы? О! Мочевой пузырь; и побрел в кусты, чтобы отделаться хоть от одного раздражителя. Маленькое тело лесной птички привлекло твой измученный взгляд. Жалость одолела тебя. Тебе стало жутко страшно и одиноко. Снова. Время от времени это ощущение захватывало тебя, а остальное время ты пытался насытить действиями и мыслями, чтобы не было места для него, для отчаяния. Ты поднял мертвую птицу. Погладил ее перышки, поправил сломанное крыло. В щеках превычно (и давно это стало привычно?!) запекло. Ты подумал и медленно, как-то торжественно дунул на пернатое тельце. По нему проскользнул розовенький, вертлявый огонек и птица рассыпалась трухой на твою руку. Подумал, отряхнулся и пошел, зачем-то обходя и переступая скромные лесные цветы, пестрый мох, куст малины, беспомощно ощетинившийся смехотворными колючками. Ты остановился, задумчиво рассматривая можжевельник, едва тронутый ржавчиной. Если его жечь, запах отпугивает комаров - невпопад подумал ты. Улыбнулся, махнул рукой на куст, вытянувшийся игольчатой свечкой, как бы говоря ему, а смысл в тебе? Комаров-то тоже нет. Пересохший рот невольно наполнился влагой, когда память навернуло в него ароматный вяжущий привкус скупо подслащенных ягод можжевельника. Поваленное дерево недалеко у охладевшего старой девицей костра. Крякнув, присел, поковырялся в пепле, нащупал и вытащил обугленный кусок деревяшки и так на него рассерчал беднягу, что сердито забросил в кусты и ругнулся в след, чтобы слаще приземлялся. Испуганным табуном шарахнулся подлесок, как от взрывной волны, будто ожившие качнулись завявшие листья. Ты впился в них взглядом, пытаясь, уловить хоть одно па из их ветреного танца, но они лишь мертво замерли. Ты вскочил рывком, плюнул в сторону и зашатался из-за темных шторок, которыми невпопад задернулась твоя повозка. Замер, отдышался и медленно, бережно так опустил себя к костру, покопался в пепле и нащупал картошину чумазую, сморщенную, но жадно облизнулся и с улыбкой стал ее очищать, чтобы сладостно впиться в ее сладковатую мякоть. Тебе подумалось, что, возможно, она последняя на этой чахнущей земле. Возможно? А сейчас что хочешь, возможно! Ты улыбнулся своим самоуверенным мыслям. Совсем недавно (или очень давно?) все было по-другому, и были вещи недосягаемые и невозможные. Если б тогда ты и все, все были мудрее, если бы вам хоть кто-то сказал, что равновесие между жизнью и смертью такое хрупкое. Хотя, говорили: в храмах, церквях об этом твердили, вы, страстно исполняя все обряды и придерживаясь законов высших, не вдумывались в их смысл, сведя до механического воспроизведения. Вам было все равно. Тебе было все равно, откровенно плевать. В конец света ты не верил, конкретно ты не верил, и не стоит переводить стрелки на "вас", потому что толпа безлика, а ответственность за ее поступки понесет уже не она, а лично каждый. Ты еще помнишь первый день (или последний, кому как удобнее)? Болезненно кривишься - помнишь. Ты проснулся, как и тысячи раз до этого в своем особняке посреди шумной морской жемчужины. Твой дом стоял у обрыва и тебе прилежно колыбели пел океан, кормил преданно твою семью, берег твои корабли от пиратов и своих вспышек штормового гнева. Еще не проснувшись, ты насторожился. Океан молчал. Ты приподнялся и повернулся к жене, чтобы разбудить ее и показать экая странность (а может ты оглох?). Немой ужас отбросил тебя к стене, а взгляд прилип к ее лицу, к посмертной маске ужаса, к ее сведенному судорогой телу и неестественно бесцветным волосам. Ты поседел от увиденного? Ты и сам забыл, что тебя напугало больше: изуродованные ужасом лица твоих детей, мертвые слуги, извернувшийся неестественно любимый пес, конь с перекрученными ногами, скотина домашняя вся в страшных позах беззвучно погибшая, мертвые птицы? А море? Ты бежал в беспамятстве через сад, а опомнился, лишь вылетев на высокий берег. Это напугало тебя или после увиденного это тебя не пошатнуло? Живность, вся которая водилась, скрытая глубинами или нежившаяся в верхних водах - она вся безжизненно всплыла. Воды за белесыми пузами не видно. Много их, до самого горизонта тянется ковер морепродуктов и птиц. Ты тогда захотел умереть или позже? Немой ужас вырвался из твоей глотки диким воплем, и ты бросился с обрыва, чтобы закончить этот кошмар и проснуться. Но это был уже не сон, но потешь себя пока летишь к спасительным скалам, но до них не дотягиваешься, ведь кошмар лишь начинается. Из твоей спины, тронутой годами, с противным хрустом и дикой болью (но куда ей до ее предшественницы) вырастают крылья и поднимают тебя к небесам. Ты в ужасе пытаешься обернуться и рассмотреть эти кожистые, как у летучей мыши, приростки. Как же это так?! Ты в дикой панике. Почему же? Все мечтают о крыльях, чтобы летать как птицы, быть свободными и нескованными расстояниями. Они мечтали, а ты их получил. Ты страшно, отчаянно кричишь (когда же ты охрипнешь?). А ты становишься умнее. Вот оказывается: люди от боли мудреют. Ты сразу понял, что крылья твои - это не свобода, это ловушка, злая издевка (поверь я тут не причем, это все ты сам). Ты в западне собственной воли к жизни. Ты, твой разум сдохнуть хотят, лишь бы не держать в себе, то что тут узрел, а сердце бездумно бьется, сохраняя жизнь. Ты так отчаялся, что захлебнулся собственным слезами. Больно от пережитого? Твоя боль растет лавиной, что уже соленым песком хрустит у меня на зубах. Страдаешь от пережитого? Или от того, что не можешь вспомнить любил ли ты свою семью, был ли счастлив с ними, что приносило тебе удовольствие, что нравилось, что радовало. Жизнь прожитую кусками помнишь. Чего умолк? А, понял. Ну да, не сложно догадаться, что из твоей памяти стерлось все, что мог ты назвать счастливыми моментами. Плачешь? Неприятно осознавать, что все же часть жизни своей помнишь и эта часть большая, те мелкие, вроде незначительные, часто просто бытовые, повседневные обиды, вспышки гнева, когда варился в своей злобе и ненависти. Больно? А как мне? Ты только за одного себя слезами обливаешься, а я всех вас на себе тянул. И сломался. Высоко поднялся ты над пустым городом, сложил крылья и рухнул вниз, но мягко приземлился как на невидимую подушку. Рухнул на колени и кричал, плакал, осип, а все равно визжал, стонал. И тут ощутил толчок, будто сердце твое споткнулось, сбилось, волной пошел по телу холод и выплеснулся тошнотой в рот. Ты чувствовал как эта сила разорвал твои щеки и вырвалась. Ошарашено умолк, придерживая разодранные, кровоточащие лохмотья кожи и видел как лиловый огонек, слабенький, хиленький, охватил сначала одно здание, потом другое и вскоре все вокруг. Это был лишь миг, но время для тебя издевательски ползло медленнее. Огонек впитался в фасады, камни, пыль; и город рухнул, рассыпался мелкой, влажной трухой, как гнилое, источенное жуками, дерево под тяжелым сапогом. Сразу ли ты осознал, что это твоих рук дело? Пожалуй, сразу, раз с сумасшедшими глазами, отчаянно хрипя, побежал прочь. Ты очнулся и увидел встревоженное лицо священника. Ты засмеялся своему глупому сну. Святой человек покачал неодобрительно головой и протянул стакан воды. Ты жадно выпил, отсмеявшись. - Во привиделось! Больше никакого спиртного! - хлопнув его по костлявой спине, ты сел на кровати, осматривая скромное убранство незнакомой церкви. Он почему-то внимательно на тебя смотрел. Пристально и зло, как священники и не смотрят. - Что? - так же невежливо, каким был его взгляд, спросил ты. - А боюсь, что не привиделось, сынок, - он машинально погладил седую бороду. - Как это? - опешил ты. - Как не привиделось?! Да мне такого навиделось, что ни в одной книжке вашей святой не поместиться! - ты сердито сверкнул глазами и, грубо толкнув дверь, вылетел на улицу. Молочно-серая будто предрассветная сыворотка обволакивала завявшие травы, кусты, деревья. Валялись мелкие тельца птиц, у кромки леса лежала туша лося, пришедшего видимо к церкви в поисках пищи. - Что это? - ты выжидающе обернулся к старому священнику. - Конец света, - просто так, бесцеремонно ответил он тебе. - Как?! Почему? Так внезапно? И беззвучно, - и когда это ты начал заикаться? - Беззвучно, - передразнил желчный старик. - А ты ждал фейерверк? Гром и молнию? Сошествие богов?! - он зло рассмеялся тебе в лицо. - Это только дети рождаются шумно, а старики так и умирают. Беззвучно. - Мы что в аду? - Не видно что ли? На земле мы. - Это судный день? - Теперь жизнь у нас судная. Судить нас некому. Все умерли. Ждал постороннего судью? Наивный. Сами себе мы теперь и судьи, и присяжные, и подсудимые, и палачи. Это настоящий суд. Самый страшный. - Неужели все умерли? - Ну, такие как мы с тобой, остались. - Кстати, а почему мы живы? И вы, святой отец, почему среди нас? Души наши спасать? - А ты сам еще не понял, почему мы живы? А в мои дела не суйся, сейчас каждый сам за себя. А силу магическую понюхал? - Магическую?! Это что, как в сказках-небылицах про колдуний и драконов? - хихикнул ты, сочувствующе глянув на сдвинувшегося старика. Осекся, вспомнив свои полеты и рассыпавшийся город. - А раньше тоже каждый сам за себя был. Отец, я наверно людей убил. - Я тоже не думал, что на старости лет узнаю, как это, когда небылицы и больной бред реальностью становятся. А о городе твоем я знаю. - А вдруг там люди были?! - Ну тогда ты их спас, возрадуйся. Не увидят они в своих постелях мертвым жен и мужей, детей изуродованных судорогой не узрят. Тут нет твоего греха, но впредь контролируй себя. - А вы тоже эдакое умеете? Ну там крылья выращивать? - смущенно спросил ты. - У меня свое, но и я с жизнью счеты свести пытался и такого страху насмотрелся, что опомнился. Все, кто выжил теперь маги и волшебники, - глупо хихикнул он. - Магия - это ж богомерзко и греховно, - холодно заметил ты смеющемуся старику. - А богов наших нет уже. Что там у них случилось - неясно, но думаю светлые наши, боги добра погибли, проиграли битву за наши души. И в этом мы виновны. Особенно те, кто выжил. - Мы-то здесь при чем? Они ж проиграли! - искренне возмутился ты, а я умиленно улыбнулся. Вы такие потешные. Или это у меня предсмертный бред? - Они проиграли, потому что воинство их было малочисленно и силы ограничены. Люди чашу весов перевесили в сторону зла, которое заполонило их души и силой их питалось. Видишь как все обернулось. Неожиданно, негаданно, а стало на одного человека, объятого злобой больше, добро и сломилось, как дамба в полноводье не выдержала. Сгинуло добро все, из нашей памяти оно тоже исчезло. Складно тебе старик разъясняет, да не все правильно. Мне лучше знать, я тебе расскажу, чтобы время скоротать. Кто я? Бог? Я не бог и никогда им не был. Я - источник. Я - колодец силы, из которой вы силу черпали и черпаете. Я ее просто отдавал вам порциями, чтобы она вас жадных мощью не прихлопнула, а вы ею уже распоряжались как хотели. Ваши мысли и эмоции управляют энергией, вы окрашивали силу, взятую бесцветной у меня, в цвет ваших помыслов и чувств. Вы брали силу каждый по своей потребности, кто океан переплыть, новый континент открывая, кто какое изобретение сделать, творение какое создать, ребенка вылечить, а кто и врага своего извести. И не моя вина, что сила после фильтрации в вас, все чаще стала приобретать красный цвет. Собственно, мне все равно, какой именно цвет, вам ее кушать, мне только хранить, готовьте себе то, что вам по вкусу. Подходит вам энергия окрашенная в красный, пожалуйста. Для меня главное, чтобы большой поток одного цвета не был. Пестрая сила должна быть, тогда с ее очисткой я легко справляюсь подбирая внутри нее же противоположные, нейтрализирующие друг друга энергии. А когда, масса ко мне одноцветная идет, я вынужден неочищенные остатки, откладывать, пока нейтрализирующих не накопиться. Попав в капкан собственных эмоций, ведь в котле горя, отчаяния, тоски, обиды, ненависти не попадают другие эмоций, а эти одним цветом кровавым окрашены, вы поймали и меня в этот замкнутый круг. Вы отравили и меня. Я могу очищать силу, которая по естественному обмену возвращается ко мне, но очищая, я загрязнился сам. Сила во мне, всегда нейтральная, стала темнеть, багроветь от отложенной, неочищенной, и я стал возвращать вам вашу же силу не отфильтрованную. В ничтожных дозах поступала сила желтая, нейтрализующая. И так сила во мне окрасилась не радугой, а лишь двумя цветами, эмоции которых в людях преобладали. А ведь застой эмоциональный пагубен как для вас, так и для меня. У меня началось раздвоение, а когда красной силы стало прибывать больше, я начал переполняться, я отравился злобой, ненавистью, завистью, обидой, которыми вы меня сполна накормили. Я не смог все очистить, потому что желтая сила стала приходить в мизерных количествах. Вы перевесили чашу весов, нарушив равновесие во мне. Добрые боги не погибали. Да их вообще никогда не было, этих богов. Я был, колодец. А добро не погибало. Я его спас. Убрал подальше этот дивный свет солнечный, искристый, выдрал его из себя, и значит и из вас, чувствуя свой конец, чтобы за собой не утянуть. Я жестокий, что выдернув его, убил миллиарды людей? Нет, я милосерден, вот те тысячи выживших узнают, что такое жестокость. Я им плохого не сделаю, я лишь колодец. Они сами себе плохо сделают и сила, которая по их вине разлилась. А умерли те, в ком света, праздника, улыбок было больше. Выжили преимущественно старики, загрубевшие в своем злопамятстве, зло, сделанное им или ними, берегли и наращивали как клад бесценный. А те, кто зло пропускал через себя, выбрасывал как вещь бестолковую, те почили с миром. А страшные маски и позы - это не боль ушедших, это наказание оставшихся. Колодец переполнился и затопил вас, уничтожив. Я не ожидал, что кто-то выживет, даже я умираю, а обычные люди остаются. Через края, мои пальцы течет бесконтрольно сила, страшная, между выжившими разливается, меня с вами объединяя, и вас чувствую, понимаю, будто тоже человек и жизнь прожил, а до этого я даже неживой был. Интересные ощущения, новые, но лучше б не было их при таких-то обстоятельствах. Вас становится меньше, погибаете от силы, она вас меняет, вы мутируете. А последний из вас будет моим преемником, новым колодцем. Или же точнее, мусорным ведром, но я этого уже не увижу. - … сила магическая у нас откуда? - слушая свои мысли, разговор людей прослушал. - Злая это сила, по нам как по сосудам разлилась и плескается. Это, видимо злые боги тоже погибли, будучи связанными со своими светлыми братьями. - А можно все исправить? - робкий вопрос и очень долгое молчание, что я даже успел забыться пугливым старческим сном. - Можно. На весах всегда две чаши, не важно какая перевешивает, но их две. Если есть темная сила в нас, значит, где-то осталась и светлая, которая может нас очистить и спасти, - я насмешливо прыснул, смешная наивность. - А будет ли она это делать? - усомнился ты. - Конечно! На то она и добро! - Но мы ведь предали ее, - осторожно заметил ты. - Она нас простит, это зло прощать не умеет. - Создается впечатление, что добро очень, очень глупое, если на своих ошибках не учится, - пробурчал ты себе под нос. Старик покосился, но не расслышал. Но я услышал. Смешные вы. Добро, свет, оно не глупое, оно бескорыстное. Солнце ж без личной выгоды для себя вам светит, просто в этом его сущность. - А давай найдем это добро, если оно осталось, - возбужденно вспыхнул ты. - Куда мне, старику, отсюда рыпаться? Здесь дом и могила выкопана, - лениво протянул старик. - Ну святой отец, даешь! С силой-то такой как у нас, мы весь свет облетим, не утомимся, однодумцев соберем, все вместе искать будем, ведь это последняя надежда, а что у нас кроме нее осталось? А могилу, если понадобится, я вам выкопаю, - ты лихо улыбнулся. Во, вы глупые, диву даюсь. Спорят на пустом месте, бред сивой кобылы их в путь ведет, а они ведутся, верят, остолопы! Добро они искать идут! Смех застрял в горле. Добро? А ну-ка посмотрим и посмеемся над дураками от души... Да уж, и этого я не ожидал, а люди правы оказались. Свет, вырванный, выделенный и отброшенный прочь, должен был растаять бесследно, а он зажил своей жизнью. Воплотился в человека. Я напрягся, всматриваясь, вслушиваясь в него, раздумывая, как он отреагирует на твою просьбу спасти вас. И пришел к выводу, что старик сказал правду. Спасет. Вытянет вас из этого кошмара. Досадно. Вы так и привыкли: чтобы не натворили, всегда придет кто-то мудрый и любящий, чтобы исправить вещи ошибки, поэтому вам всегда не так уж и страшно их совершать. Обидно. Как быстро отравила меня ваша кровавая энергия, сделав черствым и жестоким. И теперь мне до горечи во рту хочется, чтобы вы все передохли, как мухи осенью (у кого из вас я позаимствовал такие сравнения?). Каждый, поодиночке сгорев от горя и отчаяния. У меня ощущение, что в эти моменты злобы, я становлюсь рядом с вами, вижу ваши лица, а не сердца, и ненавижу вас. Хочется оскалиться и вцепиться в глотку, что бы заглушить жажду вашей паршивой кровью. Но другое чувство заволакивает гноящийся чирей злобы, заполняя меня всеобъемлющей любовью и щекотным теплом летнего утра. Она разливается во мне, и я будто сквозь вас рекой теку, всех вас обволакиваю, обнимаю и чувствую вас уже не отдельно и враждебно, а одним большим организмом, будто мы с вами одно целое. И не могу я вам боль причинить, ведь вы - это я. Я ощущаю ваши страдания и стремлюсь их разделить с вами, чтобы легче нам прожить оставшиеся дни. И снова мои ощущения меняются. Я чувствую сомнение. Я потерялся: кто из вас я? Где я? Существую ли я вообще? Мои ощущения меняются глупой, детской каруселью - замкнутым кругом безвыходности и бестолковой пестроты чужих воспоминаний и мыслей. Я меняю вас или вы сменяетесь во мне? Ощущение, будто я жадный ребенок, который бегает от одного к другому, пытаясь поседеть на каждой потешной зверюшки карусели. Но больше всего мне нравиться чувствовать того, в кого воплотился извлеченный из всех нас свет. Тогда я отдыхаю. Сколько прошло лет? Я запутался между вами и собой, слабо вас различая. Почему я так долго умираю? Что держит меня? И почему они так долго и безрезультатно ищут? Ты всех их собрал, ваши ряды редели, но ты настырно верил. Сквозь мой сон, иногда прорывался твой голос, улыбку на меня наворачивая. Вы шли через поселения, леса, луга, реки, натыкаясь кругом на картину смерти. Помню, ты дивился: - Посмотрите, сколько времени прошло, а тела... Ну, будто минуту назад все случилось. Будто прилегли подремать, а тронь, и сонно глазами заморгают. Не гниют. - Потому что сдохли и те организмы, которые гниение вызывали, - кто-то раздраженно отвечает тебе. Вы все такие яростные и вспыльчивые, порой не сдерживаетесь и тогда начинается между вами бойня. И ряды редеют. - Жутко, идем, а кругом трупы. Да и растения уже высохли. Когда мы последний раз зеленое еще растение видели? - Пять лет назад, - недовольно буркнул кто-то. А ты ли придумал города с телами уничтожать? Ты каждый раз боялся, но делал, что должен, отдавая последнюю дань ушедшим, будто пытаясь извиниться, хотя не понимал за что. Вы уничтожали тела, стараясь не присматриваться к ним, не запоминать ужасные маски и неестественные позы, которые отчеканила из них смерть. Вы делали это, не желая впредь натыкаться на эту пугающую чеканку. С диким зверьем вы расправлялись также, оставляя часть себе на пропитание. Реки, озера мелели, медленно, почти неуловимо, как уходит молодость, вода впитывалась в землю, не собираясь более возвращаться дождем. Ты входил в прохладную ласку водоема, боясь, что это в последний раз, раздвигал всплывшую рыбу и окунался с головой, а потом быстро выбирался на берег. Было страшно. Противно. Придя в себя, задумчиво осматривал повсплывавшую рыбу, оценивая возможный улов на рыбалке, но уже из другой жизни. Сомы, щуки, еще какая-то крупная речная рыба почему-то пугали тебя своими замершими, извернувшимися телами. А вон стадо оленей у воды. Отвернулся, не всматриваясь. Не оборачиваясь коснулся воды, щеки изнутри обожгло, румяное пламя скользнуло по руке, полоснуло фаланги пальцев и послушно нырнуло в воду. Ты не смотрел, но знал, что на поверхности замершей реки лишь недвижная труха, мягкая, желтоватая, будто пережеванная короедами. Вы набрели на какой-то древний храм, который некогда утопал в садах и фонтанах, сейчас засохших. А к этому времени ты думал, что нашел воплощение забранного у вас света. Но это был не бледный как молоко юнец, для которого вы открыли воду и наполнили священные для кого-то бассейны, где, возможно, купались чьи-то боги. Это был не он. Ты был близко, но ошибся в человеке. Черная, вязкая, как масло вода наполняла огромный бассейн, посреди которого высились какие-то дивные, сине-золотые, потускневшие фигуры. Вы ждали чудо. А особенно ты. Избранный тобой парень вошел в воду, и она озарилась сиянием. Впервые за пять лет молочно-серая дымка озарилась светом. Высокое, неприкрытое облаками хмурое небо удивленно воззрилось, как вода ореолом сияет вокруг юноши. Ты был счастлив, глядя на острые лучи света. Ты мог бы наслаждаться этим вечность, но тебя позвали. В расстроенных чувствах, от ликующих людей ты перешел в другое место мира, где на руках твоего друга умирала молодая девушка, страстно сжимая в хрупкой ручке яблочко, сморщенное и засохшее. Она попросила тебя перенести ее в тот храм, где люди, праздник. Ты ласково обнял ее, она крепко вцепилась в твою шею, зная, что отпустит - погибнет. Ты бережно прижал ее голову к свой, защекотали ее нежную кожу шрамы на твоей щеке, через которые и выходила твоя сила. Вы легче, чем обычно перешли в нужное место, а ты испуганно дернулся всем телом. Ты вспомнил. Вспомнил, как сильно любил супругу, восхищался детьми, обожал живопись, как берег первый корабль, радовался клубнике и нарциссам, которые заботливо разводил, восторженно замирал, управляя судном. Все вернулось, все забранное. Ты отстранился от девушки, соображая и со всех ног кинулся к толпе, приветствовавшей спасителя, утягивая за собой барышню. Ты растолкал людей. - Это не он, - сокрушенно признал ты. - Что ты глупости городишь?! Мы видели, как вода вокруг него сияла! Проглядел ты, старик. - Нет. Я ошибся. Не он это, а вот эта девушка. А он светился, потому что много времени вместе с ней проводил. Рядом был, свет впитал, - ты зашел в ледяную воду по щиколотки и она засияла. Люди настороженно посторонились. - Прошу, - ты протянул девушке руку. Она подумав пошла к тебе. Ты ощутил, как вода стала теплой, как прикосновение матери, она стала светлеть и через воду свет проник в камень, растекся по всему храму, заставив его сиять как в солнечных лучах. Зачахнувшие деревья, растущие прямо из бассейна и фонтанов, медленно, будто время запуталось в своих юбках и не туда побежало, начали оживать и зацвели, как в тот весенний день, когда настал конец света. Ты восторженно осмотрел происходящее и заворожено воззрился на девушку с ровными, русыми волосами, тонкими устами и надменно вздернутым носиком босячки. Но ты видел иное. Она сияла. Ее глаза были полны всего того, что было тебе до замирания сердца мило и близко. В ее лице, будто под поверхностью воды всплыло смеющееся лицо дочери, а вот жена, а это младший братишка. В ней было собрано и сохранено все, что любил ты. От тебя не ускользнуло, как зачарованно смотрят на нее люди, видя в ней все прекрасное, что было в их жизнях. - Почему раньше я этого не видел? - удивленно прошептал ты. - А ты не смотрел, - улыбнулась она сотнями знакомых вам улыбок. - Ты умираешь, - вдруг ужаснулся ты. - Да, - печаль в голосе не смогла омрачить это дивное виденье. - зачем вы меня искали? - То уже пустое. Как мы можем спасти тебя? - Меня отравляет ваша сила. Вы можете очиститься. - А жизнь возродиться? - Да, но вас в ней уже не будет. Чтобы очиститься, вам нужно слиться с тем, кто называет себя источником. - Кто он? - Колодец, из которого вы черпали силу. Он умирает так же как и я. Вы сольетесь с ним, растворитесь в нем, он станет отцом новой жизни. А я матерью. Но вас уже не будет. - Я согласен! - страстно, одним сердцем выпалил ты. - И я! - крикнул кто-то за тобой, а потом этим возгласам не было конца, а по краям этого шума плескалось счастье. А я слушал и не верил, решил что брежу. Опять. - Здравствуй, - ее слова заставили сконфуженно потупиться. Она подошла ближе и протянула мне яблоко, которое впитав ее солнца, стало вновь сочно-желтым, с матовыми бочками. Я нерешительно взял его и понюхал, блаженно закрыв глаза от его душистого аромата. Чьи-то знания вдруг подсказали, что яблоко, подаренное девушкой, означает признание в любви. Я удивленно поднял на нее глаза, а она смущенно улыбнулась, отведя взгляд от моей догадки. Также неожиданно пришло понимание того, что свет, энергия солнечного цвета, из которой девушка воплотилась, не омрачалась и продолжала оставаться чистой именно из-за этого чувства. Любви. Ко мне. Надо ли говорить, что у меня перехватило дыхание? Так бывает, хоть со мной это впервые, но знаю, что бывает. Когда в молчании объясняются люди в своей страсти, и в нерешительности замирают, страшась: а вдруг неправильно поняли, позволили себе лишнее и не готовы сделать один шаг и вкусить поцелуй, боясь обидеть своей фамильярностью и грубостью. Одно открытие тянуло за собой другое. Вдруг я понял, что ни тебя, никого больше нет, а я уже не колодец, прикидывающийся живым, опираясь, на ваши эмоции. Я стал живым, когда вы влились в меня, я стал человеком. Я улыбнулся, осматривая свое тело, но вдруг испугался, ведь энергия разрушительная никуда из меня не делась. Девушка повернула мою голову к себе и поцеловала. Свет мечами пронзил меня, очищая злую силу, оставляя только меня и ее. Она стала матерью, первой женщиной нового мира, а я стал первым мужчиной и отцом. Мы создали жизнь. А потом? Потом было много разных легенд и небылиц, но уже про нас. А были и поразительные совпадения фантазии людей с нами. Так кто-то сообразил назвать меня просто человеком, а ее - дающей жизнь («Дающая жизнь» с иврита - Ева.. Некто прозорливый связал мое имя с красным цветом (Человек на иврите – Адам, также однокоренное со словами земля, красный). Это мило и приятно, что вам любопытно кто мы. Многие поклонялись мне, некоторые ей, одни нам обоим сразу, другие придумали того, кто создал нас, а нам приписали грех и его предательство, за что мы были согнаны на землю. Кто-то даже выведал про яблоко, но расценил это признание неправильно. Но мы не боги. Мы ваши родители, просто папа и мама, и поклоняться нам не нужно. Земля не наше изгнание, а дом, а вы - наша семья.
Юлия, вот со священником я промахнулся, да, забыл в каком времени ведется повествование...) В самом деле не мог определить, на что похожа композиция...Да, схоже со сном, несколько сумбурно и скачкообразно. Насчет главного героя - кажется нигде не упоминается его возраст, если это не так, значит я проглядел..) Про возраст колодца - спасибо за пояснение, с такой точки зрения я не смотрел...) Момент с храмом как раз по моему мнению получился наиболее красивым, видимо сон был не менее красочным...) По поводу красок и сбоя, тут возможно могу не согласиться в чем-то, но это будет уже моим виденьем, отличным от авторского.
"Повествование скачет, потому что источник - это скопление мыслей, чувств, идей, страхов тех, кто выжил. Т. е. колодец - это одновременно все люди выжившие, он перескакивает..."
Скажу так - это самое "перескакивание" выполнено неудачно. И если в этом виноват только колодец... Юлия, передай "колодцу", чтобы в следующий раз, когда он соберется написать рассказ, позволил тебе редактировать свой текст и следить за своими "перескакиваниями".
На счет того, как источник переполнился - я ошибся. Прочитал текст еще раз и понял - с этим замечанием я был неправ. Извиняюсь.
Самир, относительно того, почему все же переполнился источник, я уже объясняла. Потому что образовался замкнутый круг, эмоциональный застой у людей. Выжили люди по ошибке, самые закоренелые в своей злобе, которой не были лишены и погибшие. все виноваты. нет невиновных. Повествование скачет, потому что источник - это скопление мыслей, чувств, идей, страхов тех, кто выжил. Т. е. колодец - это одновременно все люди выжившие, он перескакивает от мыслей одного к мыслям другого, постепенно формируется его собственные. у него совершенно случайно появилась "личность", которая, правда, тесячеликая
Главный минус рассказа - постоянно скачущая позиция повествователя. Иной раз не сразу понимаешь, от чьего лица написан тот или иной эпизод. Ну, и предложения типа: "Сквозь мой сон, иногда прорывался твой голос, улыбку на меня наворачивая" тоже не добавляют блеску. Вообще там нелепость получилась - "Погибли те, в ком "добро" преобладало, но также было и "зло". В рассказе написано, что выжили единицы. Значит, большинство людей на земле были добрыми. Тогда как вообще переполнился злобой источник? На такие вопросы бывает полезно отвечать по мере написания работы.
Зато идея про колодец и все такое - оригинальная. Ставлю четыре.
Стиль - как шашечная рубка, хлесткий и порой, в меру, злой. Приятный ревереснс в сторону квазиистории. Причем я точно не увидал гипертрофированного Зла или Добра.
То ли я чего не въехал то ли так и должно быть, может как -нибудь перечитаю. Техника специфическая, но занимает, хотя местами изматывает. Как я понял на основе массонской проповеди Балавтской или может показалось. Интересный взгляд на конец света. Не буду затрагивать основных идей, с которыми не согласен, как всегда попытка вывести образ абсолютного добра абсолютного зла, а этого нет. Ставлю отлично за оригинальность.
1. Скорость разворачивания. Рассказ начинается уже практически назад (лагерь, где собраны выжившие) и откатывается назад, в воспоминания. Умышленно повествование подается кусками - рассказчик, буд-то в бреду, то просыпается, то засыпает. Пробуждение описывается ярко, потому что это начало, с этого все началось, а остальное смешалось, потому что снова же наблюдатель впадает в беспамятство и остальное для него путается, отрывками всплывает и исчезает. Путешествие длиной 5 лет - это ужас, никаких новых впечатлений, кругом одно и тоже - смерть, а она ничего интересного не несет, поэтому лишь изредка появляются описания. Рассказ мне напоминает сон, спутанные, буд-то проснулся, а основную суть забыл. 2. Священник. Там не христианство. Время - что-то вроде средних веков, но которых никогда не было, там нет религий, знакомых нам. Использовало слово "священник", а не "карайбульбибик", чтобы не вдаваться в подробности и было ясно, что он и чем занимается. 3. Погибли те, в ком "добро" преоблодало, но также было и "зло". Когда выдирался свет, он уничтожил тех, в ком его было больше. В гибели источника виноваты ВСЕ, но выжили тысячи по ошибки, просто в них света было мало, и его извлечение не забрало их жизни. 4. Главный герой не Гад . На этом я поставила акцент, он не властелин зла, не маньяк. Обычный пожилой человек, который не отличался мудростью, не умел прощать зло. Обычный среднестатестический человек. Таких много, который просто долго отходят от ссор, обид, и при каждом удобном случае готовы вылить свою желчь и злобу. С ними мы знакомы по общественному транспорту, из магазинов с грубыми продавцами. Это такие, вроде мелочи. Но не совсем. От этого я и отталкивалась. Вокруг нас один "энергетический океан" и мы его отравляем своими мыслями. Считаю, что необходима гигиена мыслей 5. Желтый это ассоциация с солнцем, с одуванчиками. Это просто мои ощущения. 6. Других цветов не осталось, потому что эти вытеснили их, сбой программы. Просто ошибка, которая лавиной потянула за собой гибель. 7. Источник. У вас есть на даче колодец? На сколько лет тянут его рассуждения? Источник - не был живим, он просто был источником, колодцем, фильтром. Но после сбоя, после полноводья, которое объеденило его с людьми, он стал буд-то человеком. Собственных мыслей у него нет, собственных ощущений тоже. Он - это океан, который разлился между людьми и живет их ощущениями, которые ежесекундно в нем сменяются, но почему-то ему больше всех приглянулся главный герой, за которым он наблюдает. Он не взрослый? Ведь, он только что родился по-сути, точнее умирает. 8. Концовка. Поучений, я в нее не помещала и в упор их не вижу. Это только размышления колодца. 9. Трудно читать. Это да, тут к сожалению мой стиль написания 10. Идея. Мне приснился момент в храме со светящейся водой, мысль о поиске чего-то очень важного, выбранного ошибочно. Пошло поехало под музыку "Nomine" и вот, что получилось
. 
