Глория

Начальник городской стражи города Норса сидел у себя дома. Удобно расположившись за столом, он читал при свете свечей. Этим вечером на улице бушевала непогода. В окно безумными порывами ударялся яростный ветер. Крупные капли дождя разбивались о крыши домов, и, сливаясь в пенистый поток, стекали по желобам на землю. Грянул очередной раскат грома, и начальник стражи перевернул страницу.
 «Никогда прежде я не встречал девушку такой отчаянной красоты!», - читал он. – «Я совершенно без ума от нее, и готов покончить с собою, оттого, что я так некрасив! Боги, зачем вы так жестоко обделили меня? Она никогда без неприязни даже не взглянет в мою сторону! Почему я немощен и хром? Отчего черты моего лица вызывают у окружающих лишь жалость и притворное сочувствие? У меня, несмотря на богатства и знатность моего рода, совсем нет друзей - всему виной моя столь неприглядная внешность.
Ты спрашиваешь, зачем я сегодня так взволнован и расстроен? О, милый дневник, сегодня произошло нечто необыкновенное! Я видел самую милую, очаровательную, восхитительную, обворожительную, прекрасную, изумительную, самую совершенную девушку на земле! Мой отец отправился на бал к герцогу Алерту, и, не принимая во внимание мои протесты (ты же знаешь, как он бывает упрям), увез меня с собой. Сейчас я не могу решить, благодарить его за это или проклинать, но поначалу я был очень расстроен.
Не знаю, стоит ли тебе напоминать, что все эти балы так похожи друг на друга, - маркизы, графы, виконты и бароны щеголяют друг перед другом своими нарядами и манерами. Между ними, бесконечным потоком, струятся дамы, которые стремятся развеять свою скуку легким флиртом. Широкие, залитые светом, залы полны смеха и радости, счастья и здоровья. Я сижу один, поодаль ото всех. Начинает играть музыка и мимо меня проносится пестрый калейдоскоп танцующих пар. Ты знаешь, что сначала я пытался сидеть рядом со стариками, но печальные и растерянные взгляды, которыми они меня одаривали, сильно меня огорчали.
Сегодня я тоже сидел один, в углу, ближе к оркестру. Моя вопиющая некрасивость не оставляла мне на балу никакого другого удовольствия, кроме как слушать музыку. Музыканты были в ударе, и играли чисто, без фальши. Я закрыл глаза, прислушиваясь к мелодии и погружаясь в ее чарующий бурлящий водоворот. Подхваченный ее течением, я перестал так остро переживать свое одиночество и забылся в навеваемых ею мечтах. Когда музыка стихла, я, наконец, открыл глаза. Тут я увидел ее! Герцог Алерт представлял гостям свою дальнюю родственницу, баронессу Глорию Хемстер. Я был сражен наповал! Дневник, ты не представляешь себе эту дивную красавицу, и в этом я тебе одновременно и сочувствую, и завидую. Кавалеры бесцеремонно оставили своих дам и начали кружить вокруг нее, наперебой предлагая свои услуги. Дамы злились и с нескрываемой ненавистью смотрели на Глорию. Та лишь смущенно улыбалась. В один момент мне показалось, что она взглянула в мою сторону, хотя точно сказать не могу. О, боги! Возможно, она теперь никогда снова на меня не посмотрит! Как ты думаешь, дневник? Говоришь, уже поздно, и ты устал? Ты жесток! Но, я тебя понимаю, я тоже совершенно обессилен».
Начальник стражи почесал свою бороду и задумался. На улице по-прежнему бесновалась непогода, и было темно. Мужчина пересел на кровать, переставил свечи поближе, положил тетрадь на колени, пролистнул разом несколько страниц и продолжил чтение.
«25 мая. Моему счастью нет предела! Я уже говорил, что на протяжении последних двух недель мне очень везло, и я несколько раз сталкивался с Глорией! Однажды я совсем близко видел ее из окна дилижанса. А сегодня! Сегодня я разговаривал с ней на причале! Милый дневник, она совершенно необыкновенная! Она смотрела на меня так, будто я нормальный человек, а вовсе не обремененный тяжким уродством калека. Я понимаю, - такое ко мне отношение было продиктовано исключительно ее несравненной вежливостью, но все же, я счастлив! Это была чудная встреча! Солнце почти скрылось за морем, и от него по воде к нам бежала тропинка оранжевого света. Волны мерно покачивали тяжелые корабли, тихонько плескали о камень причала. Рабочие уже заканчивали свои хлопоты и расходились по домам. С моря дул легкий свежий бриз, который осторожно перебирал волосы Глории. Мы разговаривали несколько минут – для меня это целая вечность! Я не в силах описать тебе, что у меня сейчас на сердце. Я буду помнить эту встречу до самой смерти. И ты, мой славный дневник, конечно же, тоже будешь ее помнить.
29 мая. Мой отец устраивает бал в нашем поместье. Я просил его обязательно пригласить герцога Алерта и его родственников. Он ответил, что непременно пригласит. Как ты думаешь, дневник…»
Начальник стражи зевнул и закрыл тетрадь. Он погасил свечи, прилег на кровать и попытался заснуть. Завтрашний день обещал быть хлопотным, и следовало хорошенько отдохнуть. Мужчина долго лежал с закрытыми глазами, но сон никак не шел. Тогда он сел, зажег свечу, раскрыл тетрадь, пролистал далеко за половину и снова принялся читать.
 «10 августа. Дневник, мне страшно даже сейчас, когда я один в своей комнате и дверь плотно заперта. Я уже говорил тебе, что вскоре после нашей с Глорией свадьбы, сильно занемог и скоропостижно скончался от удушья мой дорогой отец. Единственным моим утешением стала любимая жена. Она старалась всячески развеять охватившую меня горькую тоску, и поэтому у нас в доме постоянно было шумно, устраивались приемы и торжества. Мой день рождения был отпразднован с несравненным блеском. Но все это мало меня заботило – я привык жить отшельником, и постоянное изобилие гостей меня только смущало. Видимо, Глория это поняла, потому как в последнее время поместье снова погрузилось в столь привычную и милую моему сердцу тишину. Я старался проводить больше времени с супругой, и… Дневник, мне кажется, я схожу с ума! Я по-прежнему люблю свою жену, но поймал себя на том, что мне неприятно до нее дотрагиваться. Я не знаю, как это объяснить. Мне неуютно с ней, я не ощущаю тепла ее души. Глория, кажется, заметила это, и когда я сообщил ей, что хотел бы некоторое почивать в другой комнате, не стала возражать. Однако она с этого времени очень переменилась.
14 августа. Дневник, я должен признаться тебе, я трус! Ранее я говорил, что после смерти отца меня стали мучить ночные кошмары. Это было невыносимо, ибо ночь превращалась для меня в настоящую пытку. Меня будто бы сначала окунали в океан безбрежного ужаса, а затем, когда я уже готов был сдаться и утонуть в нем, вытягивали обратно на берег реальности. Но теперь я приветствую даже такой сон! Потому что, если я бодрствую ночью, то слышу шаги в коридоре, топот сапог сверху, какую-то совершенно гнусную и безобразную музыку, перемежающуюся со звериным рычанием, истошными криками. Из комнаты моей жены раздаются стоны наслаждения. Я всегда крепко закрываю дверь и зарываюсь глубже в постель. Мне не хватает смелости выйти и посмотреть, что происходит в моем доме. Я уверен, что на самом деле все это мне только слышится и является плодом моего умственного нездоровья. А ты как думаешь, дневник?
16 августа. Мои ночные кошмары и прочие, не дающие мне покоя симптомы одолевающего меня недуга, не проходят. Надежда на самостоятельное выздоровление полностью покинула меня, поэтому завтра я собираюсь взять экипаж и отправиться в город, за врачебной помощью. Перечитываю прошлые записи и понимаю, как нелегко тебе, дорогой дневник, было выслушивать мои бесконечные жалобы. Надеюсь, вскоре я поправлюсь, и перестану тебе докучать.
17 августа. Слушай, дневник, слушай меня внимательно, потому как мне очень важно твое мнение о том, что я тебе сейчас скажу. Встав сегодня около полудня, я вышел из своей комнаты и позвал дворецкого, чтобы тот велел снарядить экипаж. Я звал очень долго, но мне никто не ответил. Тогда я, разгневанный таким пренебрежением к себе, отправился его разыскивать. Дневник! Я только сегодня понял, что из поместья давно исчезли все слуги! Я обошел весь дом, заглянул в каждую комнату – везде было тихо и пусто. Вот уже месяц я каждый день спускался на кухню, завтракал вместе с женой и возвращался к себе в комнату. И ни разу за все это время я не встретил ни одного живого человека. Я пошел к Глории, чтобы спросить у нее, куда все подевались. Дверь ее комнаты была приоткрыта, но входить я не стал, потому что услышал оттуда глухой мужской голос. Говорил мужчина так, будто бы рот его был набит землей. Но это не самое страшное. Дневник, ошибки быть не может, они говорили обо мне. Сегодня ночью они собирались меня убить и стать полноправными хозяевами поместья! Я не мог этого стерпеть, поэтому решительно распахнул дверь и вошел внутрь. В комнате странной пахло гнилыми водорослями, но кроме Глории там никого не было. На вопрос, с кем она только что говорила, она ответила, что все время была совершенно одна. Я спросил ее, откуда здесь этот ужасный запах, и она сказала, что ничего не чувствует. Также она сказала, что сегодня праздник, и, так как я уже долгое время болею, она взяла на себя смелость самостоятельно принять решение и разрешила слугам разойтись по домам. Дневник, по-твоему, я тронулся умом? Скажи мне напрямую!
Глория обещала, что завтра она вместе со мной поедет к врачу и во всем будет меня поддерживать. Попросила, чтобы эту ночь я провел вместе с ней.
 18 августа. Я убил свою жену. Дневник, я знаю, тебе неприятно выслушивать мерзкого убийцу, я и сам себе отвратителен, но прошу тебя, дай мне рассказать тебе все по порядку! Ночью семнадцатого числа я спал вместе со своей женой в ее комнате. Была душно, и Глория оставила на ночь открытым балкон. Мне снова снился кошмар. На этот раз я тонул в заросшем кувшинками пруду. Я барахтался изо всех сил, но выплыть наружу мне никак не удавалось. Я безнадежно захлебывался. Из кошмара меня вывел отвратительный запах гнилых водорослей. Я открыл глаза, и увидел, что на мне лежит моя жена. Она целовала меня в губы, и из ее рта сочилась смешавшаяся со слюной затхлая вода. Глория, увидев, что я пробудился, развела мои руки в стороны и крепко прижала их к постели. Что-то большое и темное, перевалившись через поручни балкона, ползло в сторону кровати. Я совершенно обезумел от страха, и это придало мне сил вырваться из цепких объятий жены. Я вытащил из-под подушки нож и ударил им свою жену в шею.
Да, дневник, я спрятал под подушкой нож! Зачем я это сделал? Я никак не мог заставить замолчать у себя в голове этот глухой голос, который накануне услышал в комнате жены. Он снова и снова повторял, что больше не хочет ждать, и этой ночью я должен умереть, чтобы им с Глорией никто не мешал. Возможно, если бы я не спрятал нож, сейчас я был бы мертв. А может, и нет. В любом случае, слушай, что было дальше и не перебивай.
Итак, я ударил свою жену, и на меня полилась ее кровь, но Глорию рана ничуть не смутила, и она по-прежнему пыталась меня обездвижить! Я бил снова и снова, но Глория не унималась. Мерзкое существо на полу подползало ко мне все ближе и ближе. Дневник, я действительно сумасшедший, потому что когда луна ненадолго показалась из-за туч, и ее свет упал на Глорию, я увидел… Мне трудно заставить себя вспомнить весь этот ужас. Дневник, пожалуйста, дослушай меня, и после мы вместе уйдем из этой жизни! Лунный свет проходил через Глорию насквозь, и я увидел ее позеленевшие без воздуха легкие, сопревшие кишки. Как все это мерзко! Это зрелище влило в меня колоссальные силы, какими я прежде никогда не обладал. Я глубоко возил нож в грудь Глории, туда, где извивалось, агонизируя, ее черное сердце. Моя жена вскрикнула и безжизненно повалилась на бок. Я вскочил с кровати, молнией долетел до конюшни, отвязал коня и, не запрягая его, все еще исполненный глубокого ужаса умчался прочь.
 Конечно же, сейчас я понимаю, что бежать было бессмысленно, но я сделал это исключительно потому, что был охвачен сильнейшей паникой. Дневник, я гнал коня до рассвета, и привез тебя в гостиницу. Странно, но когда я, и без того уродливый, с ног до головы забрызганный кровью, попросил номер, мне его дали. А ведь у меня с собой совсем не было денег. Я подозреваю, что управляющий уже побежал за стражей. Но я не позволю им себя схватить. После всего, что мы вместе пережили, нам, дорогой дневник, придется расстаться. Тебя я сожгу в камине, а сам повешусь на одной из потолочных балок. Что ж, пришло время…»
 На этом записи заканчивались. Что было дальше, начальник городской стражи знал из докладов своих подчиненных. Ворвавшись тем днем в восьмой номер гостиницы «Золотая», они застали там перемазанного в крови маркиза Висборна, сидящего за столом и старательно записывающего что-то в тетрадь. Маркиза спросили, почему он в таком виде, и тот ответил, что это скорее всего потому, что он недавно убил свою жену, баронессу Глорию Хемстер. Он очень просил казнить его на месте и разрешить ему перед смертью сжечь дневник. Висборна, учитывая его благородное происхождение, не бросили в темницу, а связали и заперли в номере гостиницы.
Его дневник вместе с отчетами подчиненных, поступил к начальнику стражи.
 Сейчас главный хранитель порядка в Норсе раздумывал, что с этим дневником делать дальше. Завтра лорд-протектор потребует от него рапорт о случившемся. После того, как маркиза Висборна арестовали, в дом его был направлен отряд стражи. Там нашли обезображенные тела его слуг и мертвую баронессу Глорию Хемстер с множественными ножевыми ранениями. Начальник стражи уже знал, что напишет в отчете – маркиз, лишившись рассудка, убил свою жену, баронессу Глорию Хемстер и всех слуг. Однако его смущал тот факт, что сам Висборн признался лишь в убийстве жены. И в своем, отражающем этапы его нарастающего безумия, дневнике он упоминает только об этом. Про убийства слуг там нет ни слова. Значит ли это, что их убил кто-то другой? 
 Нет, решил начальник стражи, записи сумасшедшего могут лишь запутать расследование. Во всем виноват маркиз, и точка! Он швырнул дневник Висборна в пламя камина, потушил свечу и, спокойный оттого, что, наконец, принял решение, улегся спать.