Красивых слов здесь не хватает,

  Ведь их никто не понимает,

  И песня эта про говно,

  Ведь так давно мы жрём его.    

  В.Ш.

   Сегодня я получил приглашение из дома-трансформатора. В первые несколько секунд я не мог поверить своим глазам и долго всматривался в маленькую картонную бумажку с моей фамилией. Я перечитал одну единственную строчку раз десять, а может и больше, сейчас не могу сказать точно. Когда же я окончательно убедился в том, что приглашение пришло по правильному адресу, что отправитель не ошибся и что на бумажке написана именно моя фамилия и ничья другая, тогда моей радости не было предела. Я кричал, бегал по коридору, стучал кулаками о стену. Мои соседи наверняка подумали, что я с ума сошел, но мне до них не было никакого дела. Всё равно сегодня вечером меня здесь уже не будет. Наконец-то я покидаю свою маленькую коморку, наконец-то я больше никогда не увижу этот серый, развалившийся стол, эти блёклые, порванные шторы, эти уродливые пожелтевшие окна, столько лет мучавшие меня! Я быстренько собираю свои вещички, те, что еше не надоели, в последний  раз рассматриваю комнату, прощаюсь с ней и выбегаю на улицу. Теперь я свободен!

   Мне надо добраться до автобусной остановки. Нужно поспешить, ведь до дома-трансформатора ездит только один автобус и при этом только в пятницу. Слава Богу, сегодня как раз этот день недели. Иначе мне пришлось не сладко. Всю неделю я бы сидел дома и ждал назначенного часа. Я не люблю ждать, по мне так лучше бежать куда-нибудь всё равно куда, лишь бы не стоять на месте и не засорять свою голову застоявшимся бредом. Теперь  мой путь пролегает через спальные районы, усеянные однообразными, двухэтажными домами. Когда-то их построили для рабочих на местном металлургическом заводе. Теперь в них живут безработные, алкоголики и умирающие старики. Честно, у меня иногда складывается ощущение, будто это место хорошенько проутюжили взрывчаткой какие-нибудь подрывники-любители. Вот такая здесь разруха и пустота. Я иду по разбитой дороге, иногда перепрыгиваю лужи и обхожу стороной мусорные кучи. Вообще я достаточно чистоплотный человек, я слежу за собой, но у меня довольно часто возникают ощущения дискомфорта из-за моей чистоты. Я ощущаю себя грязным, особенно после людных мест: вокзалов, рынков, каких-нибудь забегаловок, еще в палатах больниц, еще в огромных залах выставочных комплексов, еще в забитом до отказа транспорте. Больше всего меня раздражают электрички и вагоны метро, там так много людей, они все дышат, их дыхание оседает на моём лице, проникает в лёгкие, а за тем, по венам, прямиком в сердце, после всего этого процесса я ощущаю тяжесть в голове и расхлябанность в движениях. Когда люди изрыгают грязь я не думаю о них самих, я думаю, о том, как нечисть произведенная ими вообще может существовать.  Мне это не понятно, а точнее я не могу этого принять.

   Я понял, я осознал грязь во время моей поездки заграницу, через Украину. Тогда наша группа остановилось на таможенной проверке, и мы стали ждать часа отправления на привокзальной площади. Сев на свой небольшой багаж, я всматривался в луну, она была тогда большой, белой, яркой. Как будто на неё накинули лассо, подтянули к земле и помыли холодной, родниковой водой. Я еще больше восхищался ночным светилом под воздействием музыки Бетховена. Я слушал в этот момент его «Оду к радости». «Что ж, - думал я тогда, - мир всё-таки прекрасен, именно в такие редкие моменты. Пускай завтра будет тяжело, зато сегодня я вполне доволен своей жизнью». По сути, я до сих пор не отказался от этой мысли. Мир действительно прекрасен, но только в строго определенные моменты жизни, в другое время его красота отходит на второй план под воздействием каждодневных испытаний.

   На площади было достаточно людно. Некоторые собрались в кучку, пили водку и о чём-то весело разговаривали. До меня иногда доносился их пьяный хриплый смех и обрывки фраз, состоящих преимущественно из матных выражений. Другие стояли поодаль от всех, ближе к дороге, окружающей площадь и пропадающей где-то в океане маленьких, полуразвалившихся частных домов и старых кирпичных двухэтажек. Третьи легли спать: везунчики устроились на лавках, менее успешные люди на ограждениях клумб, неудачники же легли прямо на землю. Еще временами по площади шныряла группа местной молодежи, поголовно коротко стриженная  и носившая китайские куртки.  

   Я тоже был членом одной из пьющих групп. Мои знакомые употребляли алкоголь более высокого качества, нежели все остальные, находящиеся на площади люди. По рукам сначала пошла текила, затем  тридцатиградусная перцовка, но почему-то никто не становился пьяным. Впрочем, мне было всё равно.  Я в это время смотрел на луну.

   - Ну, как жизнь? – вдруг до моего сознания донёсся человеческий голос. Я оглянулся. Вопрос задал парень из нашей компании. То был коренастый молодой человек небольшого роста с простодушным, грубым лицом. Вопрос был адресован не мне, а какому-то мужику, сидевшему на ограждении клумбы.  Он был одет в серую футболку и спортивные штаны. Я наклонился вперед и попытался рассмотреть его лицо.  Оно было типично-славянским, простодушным,  осунувшееся, с множеством морщин и  неглубоких рубцов. 

   На вопрос мужик ничего не ответил, только промычал что-то невнятное и тихо улыбнулся.

    - Ну а семья как? – снова спросил парень.

    Мужик снова промолчал, но затем обернулся и попросил покурить. Парень тут же достал пачку, вручил сигарету и поднёс зажигалку. Мужик затянулся и принял исходное положение. И тут до меня дошло, что это был обычный бродяга. У его ног стоял пластиковый пакет, набитый стеклянными бутылками. Меня приятно поразило, то обстоятельство, что этот бедняга при своём положении еще сохранял человеческий облик. Могу сказать, я даже почувствовал к нему некую симпатию.

    Закурив сигарету, парень продолжил расспросы.

    - И вот так каждую ночь, да? – снова начал он.

    - Каждый раз. – ответил мужик, по-прежнему улыбаясь.    

    - А раньше кем работал?

    - Ну, там.

    - Понятно. – ответил парень и довольно затянулся.

    Тут еще один молодой человек из нашей группы захотел поучаствовать в разговоре. Он спросил:

    - Никто здесь тебя не отшарашил?

    Мужик резко вскочил, повернулся к молодому человеку и, сгорбившись, начал ему что-то высказывать. Я никак не мог разобрать, что именно он говорил. Потом прислушался.

    - Я тебе дам, отшарашу! – говорил он, - Щас  милицию позову, они запрягут тебя в обезьянник, будешь там сидеть! Понял!

    Всё это он произносил жутко неразборчиво.

    - Да успокойся – сказал парень, давший сигарету, - Ты ни то услышал. Он спросил:  отшарашили тебя здесь или нет?

    Мужик тут же успокоился и сел обратно.

     - Ну, так, что били или нет?

     - Нет, не били. – как ни в чем не бывало, ответил бродяга. Мне его тон показался очень странным. В нём не было ровно никаких эмоций.

     - А то говори, пока мы здесь. – продолжил парень, - Поможем, если что.

    Тут я краем глаза заметил две приближающиеся фигуры. Я оглянулся. В нашу сторону направлялись парень и некрасивая, низкого роста, полная девушка.

    - Москвичи? – спросил парень, подойдя к нам. На его лице появилась ехидная улыбка.

    - Ну, москвичи, а что такое? – ответил кто-то из наших.

    - Травкой не интересуетесь? Нархотиками? Спиды есть,  ЛСД, еще таблеточки.

    -  Нет, спасибо. Не интересуемся.

    Парень в ответ промолчал и остался стоять на месте. Он продолжил ехидно улыбаться. Девушка же, по-видимому, была в замешательстве, потому что отойти она не могла, а с нами ей не о чем было разговаривать. Так они и остались стоять на месте.

     Разговор, между нашим защитником обездоленных и самим обездоленным, продолжился, но я больше его не слушал. Я снова включил свой плеер и нашел в списке аудиозаписей Бетховена. Однако насладиться моментом мне так и не удалось. Предлагавший наркотики парень о чем-то заговорил, и мне стало интересно его послушать. В общих чертах он рассказывал о жизни города, в котором нам, по воле судьбы, пришлось остановиться. Он говорил, что здесь люди помирают, пьют, молодежь уезжает в столицу, в Киев, а те, кто остаются обычно плохо заканчивают, чаще всего умирают от передозировки наркотиков. При этом его ехидная улыбка вовсе некуда не пропала, казалось, он получает какое-то эстетическое удовольствие от своих рассказов. «И что же, совсем Родину не любишь?» - спросил один парнишка. «А за что её любит? Были бы возможности – уехал. Меня здесь ничто не держит, ну семья только». Свои руки он опустил в карманы брюк и стал нервно покачиваться на месте в разные стороны, попросил сигарету и закурил. Мне кажется, что у нас в стране, где-нибудь в провинции, люди также живут. Тем временем внимание переключилось на девушку. Спросили сколько ей лет. Она ответила: «Четырнадцать».

   - Каждую ночь гуляешь?

   Она молча кивнула. Мимика её лица выражала беспокойство, хоть она и пыталась всячески скрыть это.

   Дальше её начали расспрашивать о её времяпрепровождении, о жизни в целом. Она отвечала коротко, иногда просто кивала. Мне в этот момент стало жалко этих людей. Я-то отсюда уеду, а они останутся. Приедут следующие путешественники, они снова придут на привокзальную площадь и будут наблюдать за тем, как очередные счастливчики уезжают в другие города, а жизнь проноситься мимо них под бесконечным гулом поездов и стуком металлических колёс.

    - А что это вы с ним общаетесь? – вдруг спросил предлагавший наркотики парень. Он говорил о бездомном.

    - А что? Нельзя? Запрещаешь?- переспросил защитник обездоленных.

    - Нет, не запрещаю, он же петух.

    - Кто?

    - Он. – парень с ехидной улыбкой кивнул в сторону бродяги. Тот продолжал сидеть, как ни в чем не бывало, и потягивать дым из сигареты.

    - Что значит петух?

    - А что значит? То и значит. Да, Никитычь? – несколько секунд никто не говорил. Все молча смотрели на бездомного. Тот тем временем выкурил сигарету и теперь нежно улыбаясь, смотрел куда-то вдаль. Разговор будто бы его и не касался.

    - А ты откуда знаешь? – спросил защитник. В его голосе чувствовалось беспокойство.

    - А йа здесь всё знаю. – ответил парень не отрывая глаз от бродяги и по-прежнему улыбаясь.  – Он тут проституткой подрабатывает у бомжей. Те ему водкой платят, деньхами инохда. Жена с детьми всё знает, да то больше не бьёт. Денхи-то домой приносит.   Да  Никитычь?

    Мужик продолжал сидеть. На его лице оставалась всё так же нежная улыбка.

    - Это правда? – обратился к нему защитник.

    Мужик видимо не расслышал вопроса, он резко повернулся и переспросил:

    - Ты меня  хочешь?

    - Фу, да как ты мог подумать такое!

    Защитник вскочил с места и убежал в неизвестном направлении. Я засмеялся. Все остальные молчали. Предлагавший наркотики также ехидно улыбался. Лежавший на скамейке парень продолжал спокойно лежать. На противоположно краю площади продолжали пить водку. Я почувствовал глубокое призрение к этому моменту. Именно тогда я осознал грязь. Она была буквально во всём: в луне, в бегстве защитника, в ехидной улыбке наркомана, в его уродливой подружке, в этой, пропитанной тошнотой, площади, в этих лицах, во мне, в нежной улыбке бомжа, во всём! Именно тогда я возненавидел всё эту гадость, прилипшую к мирозданию! Эту фальшивку впитавшую весь этот мир! Я возненавидел себя, за то, что являюсь частичкой этой мерзости и принужден так же врать себе и окружающим! И смеяться, когда нужно кричать! И теперь, спустя годы я пытаюсь избавиться от этой грязи в Доме Трансформаторе. Разбитые дороги, разрушенные улицы, серое небо – я хочу убежать от всего этого! Я хочу иной реальности, чистой, незапятнаной! Я стремлюсь вырваться из оков этого бродяги! Всего меня пробирает от отвращения. Я ускоряю свой шаг и двигаюсь в сторону автобусной остановки. Только там я найду спасение…