Корабль во льдах.
Штурман, Дмитрий Ветров, залез в "воронье гнездо" на грот-мачту, в обсервационную бочку, из которой обычно наблюдают за состоянием льдов. Он мог сидеть там часами, слушая арктическую "музыку" – тишину полярного простора, шелест ветра в заиндевелых вантах.
Шхуна "Надежда" лежала без движения, выдавленная льдом, уже более двух с половиной лет. Ее экипаж предпринял экспедицию по ледовитым морям Арктики. Задача была простой – пройти их и заняться промыслом на Дальнем Востоке. Но с самого начала плавание проходило трудно, при постоянно мглистом горизонте с неоднократными остановками, сменами курса, маневрами и лавированием между льдами. 10 сентября шхуна вошла в большой канал с шугой, которая и остановила ее 11-го вечером. "Надежда" вмерзла во льды у небольшого островка Баренца. Сначала медленный дрейф уносил шхуну на северо-восток, вдоль Новой Земли, а затем его направление изменилось, и судно продолжило свое путешествие вместе с льдиной на северо-запад. 12 октября был последним днем, когда с судна еще могли видеть на горизонте утопающие в белых шапках ледников горные цепи Новой Земли. А уже 13 октября стартовала первая зимовка – началась полярная ночь. С наступлением лета начались попытки освобождения "Надежды" из ледового плена. Пытались проделать канал во льду, чтобы судно экспедиции вырвалось наконец-то из плена. Мореплаватели взрывали лед, пилили его и вырубали куски. Все оказалось тщетно, с трудом пробитая щель тут же затягивалась новым льдом. 18 августа экипаж шхуны убедился в бесплодности этого занятия, что было отмечено и в судовом журнале.
С тех пор положение судна не изменилось: оно по-прежнему было в ледовом плену. Ясно замаячила перспектива третьей зимовки. Ее уже было трудно пережить: многие за зиму переболели цингой, таяли запасы топлива и продовольствия, а на тюленьем мясе и медвежатине долго не протянуть. Основными занятиями команды были работы по поддержанию судна в порядке, исправлению возникающих повреждений, охота. Многие принялись постигать морские науки, занялись изучением иностранных языков и паровой машины. По сути больше полутора лет люди здесь ничем серьезным и не занимались; они попросту бездельничали. И никаких научных целей, когда каждый был бы, что называется, при деле. Болезни, голод, холод и безнадежность делали свое дело: начались дрязги, выяснения, кто виноват, а кто прав. Привычка лазить в "воронье гнездо" появилась у штурмана, чтобы избежать подобных стычек.
Дмитрий Ветров обдумывал попытку покинуть судно, и попытаться достичь земли. Он говорил об этом с капитаном, но тот принялся его отговаривать, мотивируя, что скоро они, может быть, все вместе отправятся по льду искать спасения на каком-нибудь острове. На судне не было ни нормальных шлюпок, ни саней; ведь никто не предполагал дрейфовать и, тем более, воспользоваться санями в аварийной ситуации.
Солнце медленно прошлось своими лучами по ледяному убранству "Надежды", и село где-то за горизонтом. Стало значительно холоднее. Ветров спустился вниз.
Команду на жилье распределили по всем имеющимся на судне помещениям. Самыми привилегированными стали командир, штурман, и оба гарпунера; им отводились наиболее комфортабельные апартаменты на 1-й палубе, отапливаемые двумя печками. Команда расположилась в кормовом отсеке (семь человек), которое отапливалось камбузом, и в носовом кубрике (восемь человек), обогреваемом одной печкой.
Ветров шел в каюту капитана. На стенах и потолках внутренних помещений пришлось делать вторую обшивку – из войлока с прокладками толя и парусины. Отполированную до зеркального блеска мебель из красного дерева и роскошные ковры ждала печальная участь. Они гибли от воды, сочившейся через щели потолка; ведь от тепла и дыхания людей, покрывавшие поверхность судна снег и лед, начали таять. Все внутри покрылось слоем копоти от горящих сальных светильников-коптилок. Воздух в помещениях судна сделался сырым, люди от вечной копоти стали столь грязными, что были похожи на безликие "силуэты". Свет от коптилок освещал пространство в радиусе полуметра, все остальное тонуло во мраке. По углам кают блестели иней и лед. Тут оказались самые чистые уголки - до них не долетала копоть. Но люди свыклись с этим мраком. Их уже не тревожили вечные подтеки воды, вечная сырость, пластами отваливающаяся от деревянных покрытий краска, скользкое от сырости и плесени дерево.
Штурман постучал в дверь.
- Входите. - Донеслось из каюты.
Ветров вошел. В потемках он увидел стол, на котором стояла горящая лампа-коптилка (такие делали из пустых консервных банок и заправляли тюленьим и медвежьим жиром). За столом, среди бумаг, сидел капитан.
- Валерий Федорович, я прошу освободить меня от выполнения своих прямых обязанностей на корабле.
Тускло мерцало слабое пламя. Капитан откинулся на спинку кресла и его лица почти не было видно.
- Это все, что вы хотели сказать?
- Нет. Как я уже говорил, я хочу попытаться достигнуть земли, чтобы позвать на помощь. Иначе нам не выжить.
Капитан собрал в стопку какие-то бумаги, и убрал их в ящик. Сверкнули перстни на его руках.
- Хорошо. Отправляйтесь.
- Значит, вы выделите мне необходимые материалы для постройки каяка и саней?
- Нет.
- Почему?
- Потому что это безумие! Вы погибните сами, и вместе с вами пропадет экипировка, топливо, провизия.
- Вы не можете держать меня здесь насильно!
- Я и не держу. Ваша отставка принята. Можете отправляться хоть сегодня, но, как капитан этого корабля, я не разрешаю вам забирать с собой имущество команды.
Ветров развернулся и вышел. Сначала он думал идти один, но когда другие узнали о его затее, ему в напарники вызвались еще несколько добровольцев. Кроме того, остальная команда поддержала его затею. Так что против был один капитан. Фактически, нынешний поход к нему был формальностью, потому как подготовка уходящей партии была уже почти завершена. Отправление было назначено на следующий день.
Валерий Федорович, как капитан, не мог не видеть, что члены его команды снаряжают экспедицию. Однако он старался делать вид, будто ничего не замечает. Он понимал, что во многом Ветров прав, но дать формальное разрешение на такую самоубийственную затею не мог. Оптимизм Ветрова капитан списывал на то, что тот никогда еще не ходил по антарктическим льдам. Сам он прекрасно помнил свой давнишний, 2,5-месячный поход через торосы, по пояс в снегу, с постоянными купаниями в полыньях. В сутки проходили не более одной мили и падали без сил. Пытались переплывать полыньи на лодках, били тюленей и белых медведей. Но ветер и течение сводили на нет все усилия путешественников. И то, что, в конце концов, они увидели черные зубы-скалы на фоне льдов и зелено-изумрудного моря, было настоящим чудом. И рассчитывать на чудо снова, Валерий Федорович не смел.
На следующий день вся команда была на палубе. Внизу на льду стояли пять человек. Рядом - семь каяков и семь нарт; каждый каяк ставили на сани, в лямки должна была впрягаться пара полуживых людей. На палубе царила тишина. Ветров снял шапку и перекрестился. Все сделали то же. Кто-то крикнул "ура", все подхватили. Уходящие налегли на лямки и тихо тронулись в путь.
Капитан был в своей каюте, когда ему доложили, что Ветров и еще четверо матросов ушли. Он слегка кивнул, не отрывая взгляда от судового журнала.
28 ноября была проведена ревизия всего топлива; оказалось, что его хватит примерно на три недели. Экипаж впал в полнейшее уныние. Все отчетливее становилась мысль о смерти, призрачней надежда на то, что Ветров достиг земли и приведет помощь. Люди, как бледные тени, собирались в единственном отапливаемом помещении - носовом кубрике. Изредка кто-то пытался затеять разговор, но безуспешно. Все ближе представлялась неминуемая смерть. Она стала казаться уже чем-то неотъемлемым, привычным. Вычеркивая очередной лист из календаря, люди как будто вычеркивали себя из этой жизни. Теперь уже многие ждали смерти, как освобождения.
Пламя печи жадно пожирало последнюю доску...
За кормой сгустился тяжелый мрак, и из него начали выходить призрачные фигуры погибших в Антарктиде моряков.
Они окружают корабль, заглядывают в иллюминаторы, жадно ловя последние минуты жизни людей.
Один из призраков отделяется от толпы и карабкается на грот-мачту, в "воронье гнездо".
| 
